Самый неподходящий мужчина
Шрифт:
На этот раз она придержала и руку, и голову Дженивы и немножко влила в нее, но ее спутница слабо отодвинула кружку.
— Н-не думаю, что это помогает. Сердце, — проговорила она, снова прижимая ладонь к груди, — стучит так быстро. Слишком быстро.
Все ее тело сотрясалось, словно карета неслась по ухабам, и Дамарис услышала, как и зубы стучат. Она поплотнее закутала подругу.
— Уже недолго. Подъездная аллея здесь довольно короткая. Может, позвать на помощь? Но никто ничего не сделает, пока они не доберутся до дома. Дженива не захотела
— Постарайся дышать глубже, — приказала Дамарис. — Не могу. Не могу! Я... — Дженива посмотрела в глаза Да-марис с безмолвной отчаянной мольбой.
Дамарис заметила в своей руке фляжку с бренди и сделала глоток. Она поперхнулась, но это прочистило мозги. Она опустила окно, моля, чтобы влетевшая струя холодного воздуха помогла. Они уже почти у дома.
— Фитцроджер! — прокричала она. — Джениве плохо.
Он подъехал ближе и наклонился, чтобы заглянуть внутрь.
— Что такое? Лихорадка?
— Не думаю. Полагаю, это паника.
— У Дженивы?
— С любым может приключиться нервное расстройство. Ей нужно в дом, в теплую постель, но чем меньше об этом будут знать, тем лучше.
— Я скажу Эшу.
Глава 9
Когда Фитцроджер отъехал, Дамарис снова повернулась к Джениве и по-настоящему испугалась. Дыхание молодой женщины было учащенным и казалось слишком поверхностным, чтобы поддерживать жизнь. Она обмякла, глаза полуоткрыты. Лицо покрывала мертвенная бледность, а на лбу выступила испарина, хотя в карете было довольно холодно. Дамарис поспешила закрыть окно.
Другая дверца распахнулась, когда экипаж был еще в движении, и Эшарт вскочил внутрь. Дамарис перебралась на противоположное сиденье, а маркиз приказал:
— Фитц, пошли кого-нибудь за доктором! — Он захлопнул дверцу и заключил Джениву в объятия. — Дженни, любимая, что с тобой?
Она смотрела на него, но смогла произнести только «извини».
— К дьяволу извинения. Ну же Дженни. — Он начал отчаянно целовать ее лицо, гладить по волосам, словно мог излечить ее своим прикосновением и любовью. Дамарис отвела взгляд, чувствуя себя так, словно очутилась в супружеской постели. Кто-то схватил ее за руку, и до нее дошло, что карета остановилась и Фитцроджер торопит ее выйти. Она с готовностью подчинилась, кутаясь в накидку и все равно дрожа, не то от холода, не то от шока, не то от всего сразу.
— Я не думаю, что это просто нервы, — сказала она.
— Я тоже. Дженива ела или пила что-нибудь в Тикмануэлле?
— Горячий сидр с травами... но его все пили. Я. Вы.
—Да. — Он подтолкнул ее к дому. — Входите. Я помогу Эшу. — И побежал обратно к карете.
Дамарис натянула капюшон. У нее стучали зубы. Чейнингс не предлагал радушного приема, мрачно вырисовываясь над подъехавшими каретами сплошной темной массой. Центральная дверь с портиком освещалась единственным оплывшим факелом.
Экипаж со слугами, должно быть, отправился прямиком
Дамарис обернулась и увидела, что Фитцроджер помогает Эшарту вытащить Джениву. Она поспешила к ним. Дженива дышала короткими вздохами и лежала обмякшая, словно мертвая. На взгляд Дамарис, это было похоже на отравление ядом. Но каким образом могла пострадать одна Дженива?
Тут Дамарис вспомнила последнюю кружку с сидром. Могло ли какое-то вещество осесть на дне? Лекарственные травы бывают сильнодействующими. Даже мускатный орех может вызывать у людей припадки, если поглощать его в огромных количествах. Она знала о подобных вещах, потому что в Уорксопе часто помогала доктору Телфорду.
Эшарт прошагал мимо с Дженивой на руках. Дамарис помогла Фитцроджеру с их дорожными сумками и нашла кружку.
— Это, должно быть, та последняя кружка с сидром, — прошептала она, поднимая посудину с пола. Она взяла ее в руки и увидела на дне осадок. Дамарис провела по дну пальцем в перчатке и попробовала. Фитцроджер стукнул ее по руке:
— Ты с ума сошла?
— Если здесь и есть яд, то он не настолько сильный. На меня он не подействовал. Я сделала глоток, прежде чем отдать кружку Джениве.
Его испуганный взгляд дал понять, как это прозвучало.
— Не говори об этом здесь.
Кучер и грум стояли неподалеку, негромко переговариваясь, но Дамарис хотела оправдаться.
— Если это яд, нам нужно узнать какой, — прошептала она.
— Не здесь. — Он взял обе дорожные сумки в одну руку. — Идем.
Когда они стали быстро подниматься по ступенькам, он спросил:
— Где ты взяла эту кружку с сидром? Ты сказала, что та, которую я дал тебе, упала в реку.
— Да. Служанка принесла мне еще одну, когда я садилась в карету. Она сказала, что ее прислал джентльмен. Я подумала, что это ты.
— Ты не выпила сидр?
Как ни глупо, но ей не хотелось признаваться в этом.
— Он был слишком сладким.
— Ах да, я же видел, как ты вылила первую кружку. Она воззрилась на него:
— Как?
Они подошли к двери.
— Случайно посмотрел и увидел.
— Значит, ты не стал бы посылать мне еще одну?
— И времени у меня не было, — подчеркнул он.
— Кто-то пытался причинить мне вред? — ахнула Дамарис.
— Не бойся. Уверяю, тебе нечего бояться.
Фитц втянул ее через дверь, которая захлопнулась за ними с тяжелым глухим стуком. Его слова должны были успокоить ее, но ей послышалось легкое ударение на слове «тебе». Значит, у нее нет причин бояться, но они есть у кого-то еще? У Дженивы? Кто мог покушаться на Джениву? Вдова, не оставившая попыток женить внука на деньгах? Или она сама, в припадке ревности? Конечно же, никому из них, тем паче Фитцроджеру, не может прийти такое в голову! Или может?