Самый жаркий день
Шрифт:
– Трепать о таком – себе врагом быть, Ваше Сиятельство, – согласился Михайло. – Возьмите нас с собой, – вдруг сказал он. – В Индию!
На какое-то время установилась тишина, нарушаемая лишь скрипом саней и глухими шагами лошадей по глубокому снегу. А потом Ланжерон расхохотался.
– Уже даже каторжные знают, что мы в Индию выступим! Об этом, наверное, уже во всех лондонских салонах твердят!
Ситуация выглядела и впрямь забавно, если бы не смущала своей нелепой печалью. О какой секретности может идти речь? Хотя, наверное, спасает только удаленность Оренбурга от цивилизации. Скорее в Петербурге слухи могли разлететься, чем отсюда дойти до Индии или Лондона.
– Я подумаю, – сказал генерал. – Неправильно это, чтобы с каторги в солдаты забирать, но повеселили знатно вы меня, да и добрый стрелок пригодиться может. Подумаю. Если нареканий
Глава 17
В один состав вся наша маленькая армия не уместилась, и паровоз еще пять раз совершал долгий путь от Оренбурга. И это при том, что часть ее была доставлена к месту, где заканчивались пути, еще зимой, и теперь медленно, но неуклонно продвигалась дальше на юг вместе с блестящими нитями чугунки.
Уже ближе к выступлению мне открылось, что генерал Ланжерон оказался совсем не таким бездарным управляющим, как рисовали его за глаза, и к походу он готовился давно и в тайне, когда окончательное решение еще и не было принято. И именно он настоял на выбранном маршруте. А дело это было не простое.
Отношения Российской Империи и Хивинского ханства уже многие годы можно было бы сравнить, как соседство крепкого крестьянина с хитрым лисом. Первый старательно лелеет свое небогатое хозяйство, а второй тайком пробирается в его курятник, лакомится яйцами и таскает в острых зубах птицу. Кайсаки, почти замиренные ближе к Уралу, и сами не прочь поразбойничать, но близость к русским укреплениям и казачьим заставам охлаждает горячие головы кочевников. Но и они, и киргизы были едины в ненависти к узбекам, вытесняющих их в степи – подальше от хороших пастбищ и воды. Сами же хивинцы, столетиями обживавшие степь, ходить по ней научились, и набеги стали постоянной бедой. И чем дальше на юг продвигалась Империя, тем большей проблемой становились грабежи и угоны полона в рабство. В Петербурге мало кого интересовали дела, творящиеся на далекой границе, но были и те, кто умел смотреть даже не в завтрашний день, а на годы вперед. И их мнение было однозначным: Хива или должна быть усмирена, или остаться лишь в памяти людской, исчезнув с карт как независимое государство.
Из известных состоявшихся вторжений в Хиву, случившихся в обозримом прошлом, можно было бы отметить только стремительную атаку Надир-шаха, огнем и мечом прошедшегося по узбекским землям, возвращаясь из удачного похода против Великого Могола. Удивительно, что сейчас именно мы старались повторить его успех, но изначально карты наши слабее. Персидский правитель прежде сумел подчинить Афганистан, из которого уже и выдвинулся в Индию, имея в подчинении лучшую кавалерию Азии, разграбил Дели и разорил Туркестан. Но у него были в войске и опытные степняки, и к Хиве он подошел водным путем, что для русской армии было бы невозможно.
Как раз это и рассказывал мне Александр Федорович, пока вагон, плавно покачивающийся в движении, уносил нас от уральской осторожной весны в еще не раскаленные, но уже горячие пески между Каспием и Аралом. Генерал расстелил на столе большую карту, белых пятен в которой было, к сожалению, слишком много. Присутствующий здесь же Муравьев многого добавить не мог, тем более что и составлен план земель был в том числе и по его описаниям.
– Есть четыре пути к Хиве, – говорил Ланжерон. Первый – от Сарайчика[1] сухопутным маршрутом вдоль Каспийского моря. Он самый долгий и проходит большей частью местностью безводной и малокормной. Идти можно только верблюдами и желательно выдвигаться осенью, когда жара уже спадает, животные откормлены. Так караваны тут и ходят: осенью на юг, весной – вслед за теплом на север. Второй путь – сначала морем до Кызыл-Су[2], где еще. говорят, можно увидеть развалины укреплений Бековича. Но на Каспии у нас нет ни достойной флотилии, и строить сейчас настоящий порт не с руки. До Хивы было бы ближе всего, но путь снова пойдет через пустынные земли, где любая неподготовленная армия растеряет больными и умершими половину численности, а к стенам подойдет ослабленной и утомленной.
Муравьев кивнул, соглашаясь с генералом. Он этот путь проделал сам и видел его своими глазами.
– К тому же, – продолжил Ланжерон, – движение войск будет слишком близко к персидским границам, а населяют те места туркоманы, к Персии и Хиве склоняющиеся, помощи от них не будет никакой, а вред может статься огромный. Третий вариант – к востоку от Аральского моря. Первая его часть будет легкой, воды там достаточно, фуража тоже. Но потом снова начнутся бесплодные камни, так еще и придется переправляться через несколько рек. И сначала это будет Сир-Дарья шириной в триста саженей, а потом придется идти через дельту Аму-Дарьи, которая – настоящий лабиринт[3]. И наш путь – западный берег Арала. Частью он проходит по приемлемой для лошадей местности, частью снова обезвожен. И еще два года назад я бы выступал резко против любой ограниченной операции, но с чудом техники, – генерал постучал по столу, подразумевая движущийся вагон, – многое поменялось. Сейчас путь проложен уже за озеро Асмантай, и строительство ведется очень споро.
О трудностях, которые возникли при прокладке чугунки, рассказал Янкель. Построенную дорогу он полагал временной, так как никакого должного укрепления почв не проводилось, только в солончаках пришлось делать насыпи. Колеспопроводы подвозились уже в собранном виде: на деревянных шпалах, которые при помощи блока устанавливались прямо из специального вагона. Скорость укладки получалась замечательная, но инженеры кривились: и качество стали было посредственное, и сколь бы интенсивного движения брошенные в неподготовленный грунт «рельсы» не выдержат. Но главной проблемой оставалась вода – ее катастрофически не хватало, поэтому уже строились станции с большими бочками, должные создать нужный запас.
Паровоз без воды бесполезен ровно так же, как и без топлива.
Но сейчас всех интересовала только скорость, с которой войско может подойти к Хиве, не потеряв людей в долгом и суровом переходе. С нашим составом ехали три офицера из Генштаба, тщательно картографирующие местность, вызнавая удобные места для острогов. Вообще к выходу экспедиции количество войск в Оренбурге стало значительно увеличиваться. Россия готовилась обосноваться на юге прочно и нерушимо. Полковник Некрасов последние дни совсем не спал, общаясь больше с кайсаками и киргизами. Результатами он был доволен: туземцы в усилении позиций Империи видели свою выгоду, только армия далекого царя могла противостоять привычной, но от того не менее ненавистной угрозе южных ханств. Об обстановке в самом хивинском оазисе соглядатаи говорили одно: верить его правителю нельзя, но крестьяне, живущие на положении рабов, сопротивления оказывать не будут точно. Умирать за своих хозяев они явно не желают, а мечтают лишь о бедной, но тихой жизни, без грабежей и жестокости.
За окнами пейзаж представал все более унылый, весенние травы постепенно уступали место каменистой пустыне. Редкие водоемы радовали глаз, но Муравьев огорчил тем, что они полны соли, и для питья непригодны.
А, значит, и для паровозов. Для них вода нужна мягкая, иначе котел зарастает и теряет свою мощь. Колесопровод за зиму и весну успели протянуть еще на двести верст южнее, а сейчас каторжники под присмотром инженеров спешно его укрепляли. После каждого поезда пути стремились расползтись. Дальше же начинались места совсем неприветливые, которые сейчас придется преодолеть традиционным способом – переходом, к которым русская армия привычна, вот только в таких суровых условиях ей приходится бывать редко. Зимние морозы – они привычные, но впереди лежит жестокая возвышенность Устюрт, где нет воды, почти нет растительности. Муравьев до сих пор с содроганием вспоминает свой путь через него.
Экспедиция к переходу подготовилась основательно: были закуплены целые стада верблюдов, огромные бочки заливались под горловину, хотя интенданты постоянно пересчитывали количество солдат и лошадей, стремясь обезопасить их от неминуемой гибели, ведь жажда не щадит никого. Нанятые кайсаки уверяли, что знают колодцы на пути, вот только воды в них мало, она солоноватая, и животным ее давать не следует. Да и людям нежелательно злоупотреблять ею.
В конечной точке, до которой мог доехать паровоз, к выходу все было готово. Наш поезд пришел последним, и больше маленькое войско не сдерживало ничего, наоборот – любое промедление грозило большими неприятностями. Солдаты заканчивали починку обмундирования и водили носами: большие котлы на колесах, в которых уже булькала каша, распространяли резкий запах. Я вздохнула. Никакие кулинарные изыски в ближайшее время испробовать мне не удастся, генерал Ланжерон категорически отказался забивать обоз особыми припасами для высокопоставленных господ. В пути каждый лишний фунт будет тянуть к земле. По той же причине не приходилось думать и об уютной карете, поэтому настало время знакомиться со своим новым другом.