Самый жестокий месяц

Пенни Луиза

Да, владельцам галерей и декораторам нравились работы Питера. Он брал предметы из жизни, скажем прутик, и приближал его до такой степени, что тот становился неузнаваемым, а его полотно превращалось чуть ли не в абстрактное. По какой-то причине мысль о сокрытии истины привлекала его. Критики описывали его работы такими словами, как «сложные», «глубокие» и «привлекательные». И ему этого хватало, пока он не увидел картину Клары. Теперь ему было необходимо, чтобы кто-то, хотя бы один человек, посмотрев его работы, назвал их великолепными.

Питер надеялся,

что Клара ничего не будет менять в своей картине. А еще он надеялся, что она все-таки что-нибудь поменяет.

Он подошел к двери, открыл ее и увидел агента Изабель Лакост.

– Bonjour, – улыбнулась она.

– Это не Господь Бог? – крикнула Клара из своей мастерской.

Питер посмотрел на Лакост, которая с сожалением покачала головой.

– Нет, это не Господь Бог, детка. Извини.

Клара появилась, вытирая руки о тряпку и дружески улыбаясь:

– Привет, агент Лакост. Давненько вас не видела. Хотите кофе?

Изабель Лакост и вправду хотела кофе. В это прохладное весеннее утро в доме Морроу пахло свежей заваркой, поджаренным бубликом и теплым огнем. Ей хотелось сесть и поговорить с этими гостеприимными людьми, грея руки о кружку. И не возвращаться в тот дом. И она знала, что может себе это позволить. Никто из их команды не знал, что она здесь. Цель ее приезда была глубоко личной – такой маленький приватный ритуал.

– Мне нужна ваша помощь, – сказала она Кларе, которая, услышав это, удивленно подняла брови.

Опустила она их, когда узнала, что нужно Изабель Лакост.

Мирна Ландерс мурлыкала что-то себе под нос и молола кофе для кофеварки. На сковородке жарился бекон, а на деревянном кухонном столе лежали два коричневых яйца – она собиралась их разбить и вылить на сковородку. Обычно она завтракала тостом и кофе, но время от времени позволяла себе такие излишества. Как-то раз она слышала, что все англичане втайне хотят завтракать три раза в день. Мирна по собственному опыту знала, что так оно и есть. Она могла питаться только беконом, яйцами, круассанами, сосисками, блинами с кленовым сиропом, овсянкой и сытным коричневым сахаром. Свежевыжатым соком и крепким кофе. Конечно, на такой диете она бы умерла через месяц.

Умерла бы.

Лопаточка Мирны витала над беконом, который она переворачивала, проверяя готовность. Ей на руку попала капля горячего масла, но она никак не прореагировала. Она снова была в той жуткой комнате в ту жуткую ночь. Переворачивала Мадлен.

– Божественный запах, – раздался знакомый голос в ее обиталище на чердаке над магазином.

Мирна возвратилась к реальности, повернулась и увидела Клару с другой женщиной. Они снимали уличную обувь. Вторая женщина удивленно оглядывалась.

– C’est magnifique [39] , – сказала Лакост с восхищением.

Ей теперь хотелось одного: сесть за длинный обеденный стол, поесть яичницы с беконом и никогда отсюда не уходить. Она осмотрела всю комнату. Наверху открытые балки, потемневшие от времени. Четыре стены с большими

створчатыми окнами были кирпичными, почти розового цвета, со смелыми, поразительными абстрактными картинами на них. Вдоль стен стояли книжные шкафы, набитые книгами. По обе стороны дровяной плиты в центре расположились потертые кресла, а напротив – большой диван. Полы были дощатые, из темной сосны. Две двери, по-видимому, вели в спальню и ванную.

39

Великолепно (фр.).

Лакост была здесь дома. Ей вдруг захотелось взять Клару за руку. Ее дом был здесь. На этом чердаке. Но еще и с этими женщинами.

– Bonjour. – Крупная черная женщина в кафтане приближалась к ней с распростертыми руками и любезной улыбкой на лице. – C’est Agent Lacoste, n’est-ce pas? [40]

– Oui.

Они обменялись поцелуями, после чего Мирна обняла и тоже поцеловала Клару.

– Пришли на завтрак? Всем хватит. Я могу и добавить. Чего хотите?

40

Это агент Лакост, верно? (фр.)

На лице Клары появилось напряженное выражение.

– Агенту Лакост нужна наша помощь.

– Чем я могу помочь?

Мирна перевела взгляд на молодую женщину, одетую просто и изящно, как и большинство квебекцев. Мирна рядом с ней казалась настоящей горой. Удобной и счастливой горой.

Лакост сказала ей все, чувствуя себя так, словно сами ее слова пятнают это замечательное место. Когда она закончила, Мирна постояла немного с закрытыми глазами. Открыв их, она заговорила:

– Конечно, мы поможем, девочка.

Десять минут спустя, сняв бекон с плитки и отключив чайник, три женщины – Мирна уже полностью оделась – медленно шли по сонной деревне. Над прудом висел прозрачный туман, цеплявшийся и к холмам.

– Помнится, – сказала Лакост Кларе, – когда умерла ваша соседка, вы совершали обряд.

Мирна кивнула. Она помнила проход по Трем Соснам с дымящимся пучком шалфея и зубровки. Это делалось для того, чтобы вернуть радость туда, откуда она была изгнана жестоким убийством. И тогда этот обряд помог.

– Старый языческий обряд тех времен, когда слово «язычник» значило «крестьянин», а «крестьянин» значило «труженик», а быть тружеником значило очень многое, – сказала Мирна.

Агент Изабель Лакост молчала. Он шла, опустив голову и глядя на свои сапоги, чавкающие по глинистой дороге. Ей нравилось здесь. Нигде в другом месте не могла она идти посреди дороги и не бояться, что ее собьет машина. Она ощущала запах земли и сладкий запах соснового леса по обе стороны от них.

– Значит, Мадлен была убита? – спросила Клара. – Вы поэтому хотите сделать это?