Санкта-Психо
Шрифт:
Цементный пол, как ни странно, оказался совершенно сухим, Ян встал на четвереньки и, как заправский спелеолог, пролез внутрь.
Внутри было довольно просторно — помещение пробили в горной породе, и бетонировать гранитные стены не было нужды.
Кто-то здесь побывал до него, но давно. В углу пожелтевшие газеты и банки из-под пива. Ничего больше. Оказалось, что и окна есть — узкие бойницы под потолком, забитые листвой и землей. Ян решил, что это что-то вроде армейского наблюдательного пункта. Или построили на всякий случай огневую точку. Память о «холодной войне».
Он
Ниже входа в бункер тянулся длинный вал. Ян подошел поближе и увидел, что это искусственная насыпь, почти незаметная за бурьяном и древесной порослью; по форме насыпь напоминала гигантский золотой слиток, какими их показывают в кино. Рельсов не было, но Ян решил, что это остатки железной дороги, проходившей здесь много десятилетий назад. Скорее всего, дорогу провели для строительства бункера. Может, для подъемного крана. Или вагонеток с выбранной породой.
Он пошел вдоль насыпи, которая очень скоро ушла в узкую расщелину в скале и там закончилась. Уперлась в ржавую железную решетку. Решетка была закрыта, но Яну удалось ее открыть. Он поднялся по некрутому склону на холм, огляделся, посмотрел на птичье озеро и понял, что место ему знакомо.
Ели росли очень плотно, но он увидел тропинку, прошел пару сотен метров и увидел детский сад, тот самый детский сад, где работал. Зеленый штакетник, несколько детишек уже играют во дворе: родители привели их пораньше, чтобы успеть на работу. Все вместе — и из группы «Рысь», и из группы «Бурый медведь». Он заметил маленького Вильяма — тот забрался на самый верх шведской стенки и широко развел руки — показывал всем, что не боится.
Храбрый мальчонка. Ян обращал на него внимание, когда обе группы играли вместе. Едва ли не самый маленький и щуплый, но обязательно должен бегать быстрее всех и лазать выше всех.
Ян посмотрел на Вильяма и подумал про бункер.
Так все и началось: не как разработанный план заманить ребенка в лес, а как случайная мысль, игра воображения. Мысль, которой он ни с кем не делился.
7
— Здесь рабочая схема посещений клиники, Ян. — Мария-Луиза показала на дверцу холодильника. — Мы обязаны ее придерживаться, изо дня в день и даже из часа в час. Иногда мы оставляем ребенка с родителем, через час приводим другого, а того забираем.
На прикрепленном магнитиком листе стояли имена, даты и точные часы, когда того или иного ребенка следовало отвести в больницу. Магнитик Яну понравился: наивная, но кокетливая коровка с розовым бантиком на шее.
На самом верху Лео: понедельник, 11–12. Потом Матильда: понедельник, 14–15. И наконец, Мира и Тобиас: 15–16.
Пока еще только без четверти девять.
— Мы их провожаем, — продолжила Мария-Луиза, — и встречаем. — Но бывают случаи, когда к нам приходит другой родитель… и тогда они идут вместе.
Ян кивнул. Другой родитель. Она говорит о матери или отце, которые остались на свободе. О тех, кто не сидит за решеткой.
Он уже встречался с ними. Они сидели в раздевалке в ожидании своих детей, которые не жили постоянно в «Полянке». Но кто они — биологические родители? Или приемные? Спрашивать запрещено. Как правило, аккуратно одетые женщины и мужчины, от тридцати и старше. Некоторые наверняка уже на пенсии.
Ян по опыту знал: когда детей оставляют в садике, начинаются слезы и капризы. А родители, как правило, преувеличенно веселы и разговорчивы, пытаются заглушить чувство стыда, что покидают своего ребенка. Но здесь, в «Полянке», если кто и переживает, то скорее взрослые… может, из-за бетонной стены? Тень ее падает на всех.
А дети? Дети застенчивы. Улыбаются, прячутся друг за друга, рассматривают нового человека, стоящего рядом с их фрекен, воспитательницей. В течение многих лет работы в садах Ян привык — детишки всегда любопытны, даже по глазам видно. Если ребенку неинтересно — значит, заболел. В отличие от взрослых, дети не умеют скрывать чувства.
— Жаль, ты… мы здесь все на «ты», ничего? Жаль, ты пропустил нашу пятиминутку, — сказала Мария-Луиза, проведя Яна по всем помещениям.
— А что это за пятиминутка?
— Пятиминутка называется «Хорошее настроение». Мы собираемся каждый понедельник по утрам и рассказываем, кто как себя чувствует. Пятиминутка и пятиминутка… занимает, естественно, минут пятнадцать, — она улыбнулась, — ну, ничего, в следующий понедельник догонишь.
Ян молча кивнул. Ему вовсе не хотелось углубляться в размышления о своем самочувствии.
— Ну что? Хочешь приступить к работе прямо сейчас?
— Конечно. С удовольствием.
— Вот и хорошо. Тогда, мне кажется, лучше начать с чтения.
Она предоставила Яну покопаться в ящике и выбрать книгу. Ян вытащил чуть не с самого дна «Эмиль и супница». [3]
— Почитаем?
Он поставил себе стул у стены и сел. Дети постепенно оставили игрушки и собрались вокруг него. Уселись на маленькие табуреточки и смотрят выжидающе и настороженно. Он их понимал — новый дядька.
— Хорошо… кто помнит, как меня зовут?
Молчание.
— Неужели никто?
Дети молча уставились на него.
— Ян, — прошептала девочка с единственным передним зубом.
3
Рассказ из серии повестей Астрид Линдгрен «Эмиль из Лённеберги». В русском переводе рассказ называется «Как Эмиль угодил головой в супницу».
Она сидела чуть ближе, чем остальные. Матильда, вспомнил он. Это Матильда. Лет пять, прямой пробор и длинные рыжеватые косички.
— Правильно, молодец. Меня зовут Ян Хаугер. — Он поднял книгу и показал: — А это книга про Эмиля… Эмиля из Лённеберги. Вы с ним знакомы?
Ребятишки дружно закивали. Какое-то подобие контакта.
— А вы читали, как Эмиль застрял головой в супнице?
— Да…
— Много раз!
— Да!
На этот раз громко. Уже хорошо.
— Так может быть, вы не хотите слушать еще раз?