Санкта-Психо
Шрифт:
— И вы можете их вылечить?
— Вылечить — это серьезное слово. Мы, врачи, стараемся не угодить в тот же темный лес, где заблудились наши пациенты. Мы стараемся оставаться на свету и выманить их к нам, прочь из этого леса… — Он помолчал, потом продолжил: — У всех насильственных преступлений… вернее, у людей, которые совершают насильственные преступления, прослеживается общий знаменатель в виде детской психической травмы. И мы умеем его находить. Как правило, у них был очень плохой контакт с родителями, их ставили в унизительные ситуации. — Он открыл еще одну дверь и посмотрел на Яна. — Отсюда и возник проект «Полянка».
— А второй… второй родитель? Тот, кто на свободе… папы или мамы… они ничего не имеют против?
— Если они здоровы… или вообще живы… — Хёгсмед опять потер глаза. — Но, к сожалению, мы почти никогда не имеем дело с полноценными или хотя бы социально стабильными семьями.
Ян решил больше ни о чем не спрашивать.
Они вышли на залитый солнечным светом двор, и Хёгсмед сразу начал моргать.
— Идите впереди, Ян.
Они подошли к бетонной стене. Чистый, сухой и свежий воздух. Ранняя осень во всей красе.
Дверь отодвинулась, и они вышли на поляну. На свободе. Странно — он мог уйти из больницы в любой момент, никто не хватал его за рукав, но ощущение было именно таким: вновь на свободе.
Калитка за ними тут же закрылась.
— Сюда.
Они пошли вдоль стены. На горизонте видны были пригороды: за широким, недавно вспаханным полем ряды таунхаусов. Интересно, как владельцы этих домов относятся к такому соседству?
Хёгсмед посмотрел туда же и словно прочитал мысли Яна:
— Наши соседи… Раньше здесь почти не было домов, клиника была куда более изолированной. Но у нас никогда не было никаких инцидентов — ни демонстраций, ни сборов подписей… ничего такого, с чем обычно сталкиваются психиатрические больницы. Думаю, люди понимают, что наша деятельность для них безопасна… что безопасность — наш главный приоритет.
— А побеги были?
Ян тут же обругал себя за излишне провокационный вопрос, но Хёгсмед, очевидно, посчитал его естественным и поднял указательный палец:
— Один. За все мое время здесь — один побег. Молодой человек, сексуальный преступник. Построил из камней лестницу в дальнем углу двора, каким-то образом перелез через ограду и исчез. Задержали его в тот же вечер, но он уже успел познакомиться с маленькой девочкой. Когда его взяли, они сидели в парке на лавочке и ели мороженое. — Доктор посмотрел на электрическое заграждение. — С тех пор правила безопасности стали еще строже… но, честно говоря, не думаю, чтобы в отношении этой девочки у него были какие-то преступные намерения… Беглецов частенько тянет к детям, почему-то дети внушают им чувство безопасности. Они же сами как дети — маленькие и перепуганные.
Ян не ответил. Его догадка подтвердилась — они шли к деревянному павильону поодаль. «Полянка».
Бетонная стена кончилась. Детский сад… подготовительная школа, несколько раз мысленно повторил Ян, чтобы не ошибаться, подготовительная школа окружена низким забором из штакетника. Он заметил несколько качелей, маленькую хижину для игр и песочницу. Детей не было. Видимо, в помещении.
— Сколько детей ходит в школу?
— Около
Ян остановился у калитки и взял бумагу.
1. Дети в «Полянке» и пациенты в психиатрической клинике Святой Патриции содержатся отдельно. Это правило действует КРУГЛОСУТОЧНО, за исключением индивидуально определяемых посещений родителей.
2. Персонал подготовительной школы НЕ ИМЕЕТ ДОСТУПА на территорию клиники, за исключением административных помещений.
3. Персонал подготовительной школы сопровождает детей через шлюз в отделение для свиданий. Дети НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ не должны посещать родителей без сопровождения.
4. Персонал ни при каких условиях не имеет права обсуждать с детьми посещение клиники или задавать им вопросы про родителей. Такие беседы проводятся только врачами и детскими психологами.
5. Персонал, так же как и работники клиники, связан ОБЕТОМ МОЛЧАНИЯ относительно всего, что касается психиатрической клиники Святой Патриции.
В самом низу — обозначенное пунктиром место для подписи. Хёгсмед протянул Яну ручку, и он подписал бумагу.
— Хорошо… у разных дет… подготовительных школ разные правила, не так ли? — Доктор, видимо, еще и сам не привык к нововведению. — И неплохо знать их заранее. Вам же это знакомо, правда?
— Безусловно.
Ян соврал, причем неизвестно зачем. Никогда в жизни он не сталкивался ни с чем подобным. Но приказ был недвусмысленным.
Насчет Санкта-Психо — молчок.
Никаких проблем. Ян умел хранить тайны.
Яну было двадцать, когда он начал работать в детском садике «Рысь». В том самом году, когда Алис Рами выпустила свой первый альбом. Эти два события неразделимы в его памяти. Он купил ее диск — увидел на витрине и купил, а потом ставил и ставил, как заколдованный. Альбом назывался «Рами и Август», но «Август» означало не имя какого-то еще участника группы, а название ее ансамбля. Два парня с неопрятными черными лохмами, контрабас и ударные, а посредине она с ангельски белыми локонами и с гитарой. Наверное, кто-то из этих парней — ее бойфренд.
Буквально на следующий день он купил недорогой CD-плейер и слушал ее диск, пока шел на работу в детский сад. Самым коротким путем — через густой ельник. Он брел по тропинке и вслушивался в ее шепот:
Убивая, убьешь себя, И тебя, и себя — обоих, Ненависть — та же любовь, Теперь-то я знаю, Теперь-то я знаю. Жизнь означает смерть, В силе скрывается слабость, Баранов грузят в вагоны И везут на убой, Теперь-то я знаю.