Санкта-Психо
Шрифт:
— Хорошо играешь, — похвалил Реттиг, — африканский стиль.
— Спасибо. — Ян встал с табуретки. — Приятно было поработать.
— Ты и раньше играл в группе?
— Конечно, — врет Ян, не задумываясь.
Они замолчали. Стало неправдоподобно тихо — наверное, из-за яичных ячеек. Реттиг принес из прихожей длинный футляр и посмотрел на Яна:
— Надумал что-нибудь? Насчет вчерашнего?
Ян опустил голову.
— Сегодня День детей, четвертое октября, — сказал он тихо. — Ты знал об этом, Ларс?
Ларс
— А разве не День коричных булочек?
— И это тоже.
Они опять замолчали.
— А у тебя есть дети, Ларс?
— Почему ты спрашиваешь?
— Общаясь с детьми, становишься мудрее.
— Да, наверное… но, к сожалению, детей у меня нет. Девушка есть, а детей нет. А у тебя?
— Нет… Своих нет.
— Ну ладно… так ты надумал что-нибудь? — повторил Ларс вопрос.
— У меня есть еще один вопрос… что вы от этого имеете?
— В общем, ничего, — ответил Реттиг после паузы.
— А не в общем?
— Чепуха какая-то… берем немного за доставку. Надо же сортировщика как-то заинтересовать. Сорок крон за письмо. На этом не разбогатеешь.
— И только письма? — Ян уже не помнил, в который раз он задал этот вопрос, но Реттиг оказался терпеливым парнем.
— Да, Ян. Обычные письма.
— О’кей… Можно попробовать.
— Прекрасно. — Ларс положил разобранный штатив на пол. — Сделаем так. Ты получаешь от меня пакет, а в следующую ночную смену захватишь его в комнату свиданий. Ночью, как можно ближе к полуночи. Но не каждую ночь… — Он достал из сумки какую-то распечатку. — Только когда работает один из нас. Вот расписание смен.
— Один из вас? Ты и кто еще?
— Карл. Наш ударник. — Ларс понизил голос. — Он тоже в охране… Значит, так. Где-то после одиннадцати ты поднимаешься на лифте в комнату для свиданий… Проверь, конечно, нет ли там кого, но могу гарантировать — никого не будет. Войдешь в комнату, положишь конверт под подушку на диване, И вернешься к детям. Они ведь спят в это время?
Ян кивнул. Вспомнил про двух электронных Ангелов.
— Есть вопросы?
— Насчет доставки — нет. Но мне хотелось бы побольше узнать о больных.
Реттиг укладывает в футляр микрофон, в другой — свою соло-гитару.
— Мы не имеем права говорить о наших больных, ты ведь знаешь.
— Что они делают там, наверху?
— Ничего особенного… Ждут. Как и мы все, ждут. Все только ждут и ждут.
Ян молчит. Спросить, не спросить? Наконец решается:
— А среди ваших… пациентов… нет ли случайно некоей Алис Рами?
Реттиг быстро покачал головой. Настолько быстро, что Яну показалось, он даже не попытался вспомнить.
— Нет. Анна есть, Алида есть… никакой Алис.
— А Бланкер?
На этот раз Реттиг задумался.
— Да…
Ян вздрогнул и подался вперед:
— Сколько ей лет?
— Не старая.
— Лет тридцать?
— Может быть… тридцать, тридцать пять… очень пугливая. Или, может, скрытная. Сидит в одном из женских отделений и почти не выходит.
В одном из женских отделений… значит, их несколько?
— А у нее есть дети в подготовительной школе?
Ответы на вопросы следуют со все увеличивающимися промежутками.
— Может быть… к ней иногда приводят ребенка.
— Мальчик?
— Девочка.
— А как ее зовут?
Реттиг разводит руками и смотрит на часы:
— Мне пора домой. — Он кладет портфель на стол, не отпуская ручку, и внимательно смотрит на Яна: — Вернемся к письмам, Ян… Когда у тебя ближайшая ночная смена?
— Завтра.
— Прекрасно.
Реттиг достает из портфеля большой белый конверт, толстый, в несколько сантиметров. Две буквы выведены тушью S. P.
— Можешь оставить вот это?
Ян принимает тщательно заклеенный скотчем конверт и взвешивает на руке. Не открывая, ощупывает.
Мягкий. Пачка писем… и только? Ничего твердого, никаких пакетиков с порошком наощупь он не обнаружил.
— Хорошо.
Он кивает Реттигу и пытается уговорить себя, что действует правильно.
21
На следующий день после репетиции с «Богемос» он сменяет в «Полянке» Ханну Аронссон. Не успел Ян снять куртку, она появилась из подушечной с приложенным к губам пальцем. Вид довольно уставший.
— Ш-ш-ш…
Дети только что уснули. Он молча кивает, проходит в комнату воспитателей и быстро сует рюкзак в свой шкаф. Рюкзак с конвертом — его первое секретное задание. Почтальон Ян.
И в кухню — к Ханне. Та стоит и ждет завершения цикла в посудомоечной машине.
— Спят хорошо?
— Надеюсь. — Она вздыхает. — Они сегодня как с ума посходили. Дуются друг на друга, ревут, дерутся…
— А сколько их?
— Как всегда… — Ханна посмотрела на него с легким удивлением. — Лео, Матильда и Мира.
Они замолчали. С Ханной не так-то легко завязать разговор. С другими в «Полянке» — пожалуйста, говори на любые темы, все получается легко и непринужденно. Но не с Ханной. Клещами слова не вытянешь. И все же Яну есть о чем с ней поговорить.
— Ханна, помнишь, я рассказывал тебе на той неделе…
— Что?
— Ну… как я работал в детском саду и однажды потерял ребенка в лесу.
Она кивает — да, помню.
— А ты… ты никому про это не говорила?
По ее лицу невозможно что-либо прочитать. Большие, спокойные, ничего не выражающие глаза.