Санкта-Психо
Шрифт:
— Никому.
— Хорошо.
Ему вдруг показалось, что Ханна хочет еще что-то сказать. Нет, должно быть, и вправду показалось — вытащила последнюю партию посуды из посудомойки, расставила в шкафу и закрыла дверцу:
— Все. На сегодня все.
— Конечно. Какие планы на вечер?
— Еще не знаю… Наверное, схожу в спортзал.
Он и так догадывался, что Ханна держит себя в форме: тонкая, но мускулистая фигура, хорошо натренированное тело. Не как у Алис Рами — та худая, как былинка.
Через
Вполне возможно. Надо только с честью справиться с ролью почтальона.
Дети крепко спят, и делать совершенно нечего. Ждать, пока стрелки покажут одиннадцать.
Он присел с книгой в кухне. Но сосредоточиться на чтении не может, все время поглядывает в окно, где царит непроглядная осенняя мгла.
Без четверти одиннадцать он достает из рюкзака толстый белый конверт и обоих Ангелов.
На всякий случай надевает велосипедные перчатки и, чувствуя себя идиотом, тщательно протирает конверт, чтобы не оставить отпечатков пальцев или случайно прилипшего волоса. На тот случай, если конверт попадет в руки доктора Хёгсмеда.
Без пяти одиннадцать он оставляет Ангел-передатчик в темной спальне, достает магнитную карточку и открывает дверь в подвал. Конверт в левой руке, Ангел-приемник на поясе. Невольно оглядывается на изображения зверей на стене.
Лифт ждет его, как и в тот раз. Он входит и нажимает кнопку. Стальная коробка вздрагивает и начинает медленно подниматься.
Странное ощущение — впервые он проделывает этот путь без детей, да еще посреди ночи.
Лифт резко, с толчком останавливается. Ян смотрит в окошко. В комнате для посещений темно, никакого движения.
Очень медленно приоткрывает дверь — на несколько сантиметров, не больше. Ждет.
Ждет, прислушивается — никого. Осторожно ступает на ковровое покрытие. Опять, как всегда, когда он попадает в больничные владения, его охватывает чувство неутоленного любопытства, непреодолимое желание узнать больше.
Мебель в комнате почти неразличима — угловатые тени. Немного света все же проникает — из лифта и из маленького окошка в двери, через которую приводят пациентов. Подходит и заглядывает в это окошко — за дверью длинный, пустой, слабо освещенный коридор.
И дверь, естественно, закрыта — этим путем в клинику не попасть.
Все, что остается, — поднять левую подушку на диване и сунуть под нее конверт. Как можно глубже. Поправить подушку.
Ян бросает последний взгляд на диван, садится в лифт и спускается в подземный коридор. Не торопясь идет назад, поднимается по лестнице, закрывает за собой дверь, кладет карточку на место и начинает стелить постель.
Но
Вот так. Он работает в Патриции всего три недели — и уже стал звеном какой-то сомнительной контрабандной цепочки.
И все из-за Рами. Если, конечно, это она. Мать Жозефин. Под новым именем Мария Бланкер.
Он таращит глаза в темноте и сожалеет, что не открыл полученный от Реттига конверт. А вдруг какое-то из писем адресовано ей?
Тиканье часов. Он, конечно, не слышал этого тиканья, он бежал через лес, но в мозгу неумолимо отстукивала секундная стрелка — быстрее, чем хотелось бы, потому что ему еще очень много надо было успеть, а времени совсем мало.
Он вбежал в ущелье, суровые скалы нависли над головой. Здесь он повесил накануне вторую красную стрелку. Никаких следов, указывающих, что Вильям пробежал здесь. С другой стороны, какие могут быть следы? К тому же Вильям не мог побежать другой дорогой.
Он миновал открытую железную решетку, выбежал из ущелья и притормозил.
Последнюю красную стрелку он поместил под большим камнем на земле. Стрелка указывала вверх, на обрыв, как раз туда, где вход в бетонный бункер.
Вильяма он не увидел.
Он полез вверх по крутому спуску. Дробь в голове сменили тяжелые, как на большом барабане, удары крови в ушах. Последние пару метров перед железной дверью он полз, как кот на охоте, стараясь не задевать кусты, чтобы не шуметь.
У двери он остановился и прислушался.
В бункере кто-то был. Тихие хлюпающие звуки. Не плач… Ян надеялся, что это не плач. Маленький мальчик, в осеннем холоде потекло из носа, вот и все.
Он протянул руку и тихо, стараясь не шуметь, закрыл дверь и задвинул оба засова.
Накануне он завернул пульт дистанционного управления в пластиковый пакет и спрятал под камнем у входа. Развернул пакет и нажал кнопку. Он, конечно, не мог видеть робота, но через бойницу в стене бункера прекрасно слышал свой собственный, искаженный громкоговорителем голос:
— Жди здесь, Вильям! Все хорошо, жди здесь.
Он положил пульт на место и повернулся. Быстро спустился с откоса и побежал к ущелью, сорвал матерчатую стрелу, скомкал и сунул в карман куртки. Вторую и третью постигла та же участь.
Дыхания уже не хватало, но он не снижал скорость. Барабан в голове не смолкал.
Прибежав на место, где началась игра, он посмотрел на часы. Без двадцати четыре. Ему показалось, что прошла вечность, а на самом деле они играли в прятки всего десять минут.
Он осмотрелся. Между елей мелькнула светло-зеленая курточка. Малыш присел в кустарнике, и, поскольку ему ничего не было видно, он решил, что и его никто не видит. А вон еще один. И еще.
Все. Он знал, где ребята. Вильям тоже на месте. План сработал. Можно было расслабиться.