Сансара. Оборот первый
Шрифт:
– Я, между прочим, не возражал, – пропыхтел я.
Мы обменялись печально-понимающими взглядами и поползли дальше. Лестничные пролёты казались бесконечными. Пока добрались до нужного этажа, я успел дважды пообещать себе, что возобновлю утренние пробежки. Пока, конечно, не очень ясно, где и как, но возобновлю.
Диану мы, поднявшись, увидели в конце тёмного коридора – свет в него лился сквозь пыльные окна, расположенные в торцах. Дополнительного освещения не было. Диана стояла перед одной из выходящих в коридор бесчисленных дверей. Она прислонилась к стене напротив, скрестив на груди руки. Выражения лица я в темноте не видел, но поза говорила сама за себя.
– Опоздали, – подтвердила мои предчувствия Диана, дождавшись, пока мы с тян приблизимся. И кивнула на дверь.
«Помещение свободно, – гласило пришпиленное к двери рукописное объявление. – По вопросам аренды обращаться…», – и цифро-буквенный номер.
– Переехали? – спросил я.
– Свалили от греха подальше, – буркнула Диана. – Ожидаемо, конечно, но я надеялась, успеем. Эх, ладно.
Я думал, что продолжением станет: «Идём отсюда», но вместо этого Диана согнула ногу в колене и коснулась каблука своего шикарного сапожка.
Высокий каблук знакомо выдвинулся. А в следующую секунду в руках у Дианы оказался гвоздь. Приличный такой, сантиметров семь в длину. Диана тычком о стену вернула каблук в исходное положение и крутанула шляпку гвоздя вокруг оси. По бокам металлического стержня выдвинулись тонкие пластины.
Я присвистнул. Тян, как ни странно, тоже:
– Что это?
– Пулемёт, – буркнула Диана. И вставила «гвоздь» в замочную скважину.
– Отмычка, – гордо, как будто сама её изготовила, объявила тян.
Я промолчал. Хотя, конечно, тоже догадался, кино про шпионов смотрел. Пара сдавленных ругательств, негромкий щелчок – и дверь открылась.
По состоянию офиса было понятно, что отсюда не переехали, а действительно сбежали, причём, очень быстро. Возможно, даже отстреливаясь на ходу.
Ящики обоих находящихся в помещении столов выдвинуты, по полу широкими веерами разлетелись листы серой бумаги с печатным текстом. Обитый кожей диван в углу тоже усыпан бумагами. Здоровенная пепельница в виде не то штурвала, не то колеса от телеги набита окурками, серые жалюзи на пыльном окне наполовину опущены – как будто их начали поднимать и бросили. О назначении странной машины размером с книжный шкаф, стоящей в углу, противоположном дивану, я мог только догадываться. В нашем мире такая с равной степенью вероятностью могла находиться в прачечной, пекарне или на метеостанции.
Диана, впрочем, игнорируя бумаги, первым делом устремилась к машине. Подвигала какие-то рычаги, покрутила верньеры и нажала ногой педаль внизу. Машина недовольно взревела и выплюнула из щели в боковой панели лист бумаги. Серый. Пустой.
Диана выругалась.
– Придётся повозиться, – сообщила нам. Обошла машину сзади и нырнула в её нутро. – Приберитесь тут, что ли, – донесся до нас приглушенный голос. – Вдруг чего полезное найдете?
Служивший в армии приятель рассказывал, что основной принцип, который неукоснительно соблюдает воинское начальство, гласит: личный состав должен быть занят. Неважно, чем, важно, чтобы постоянно. Ибо солдат, который ничем не занят, запросто может со скуки угнать танк, запустить ракету, повеситься, пристрелить кого-нибудь, привести бабу, начать читать книжку – в общем, найти для себя массу опасных неуставных занятий.
Сам я в армии не служил. Нет, не откосил и даже не пытался: завернули на медкомиссии. Да, так тоже бывает. Тем самым поставив, между прочим, жирный крест на моих планах – я-то собирался хотя бы год не заморачиваться своей судьбой от слова совсем… Щас! Отслоение глазной сетчатки – до медкомиссии я слов-то таких не знал и на зрение не жаловался, что и попытался объяснить. Слушать не стали. Посмотрели, как на придурка, и отправили оперироваться, тиснув в личном деле штамп «Не годен».
Насчёт Дианы я тоже сомневался, что служила в наших вооруженных силах, но армейскими принципами занятости определенно не брезговала. Посему задавать вопрос о необходимости уборки я не стал, а молча пошёл собирать с дивана разлетевшиеся бумаги. Тян присела на корточки на полу. Вид на неё открывался великолепный.
– Послушай, – спохватился я, – а как тебя зовут? – Неудобно, в самом деле – «тян» да «тян». Как неродные, прямо. – Меня – Константин. Костя.
Тян учтиво кивнула. Встала, подошла ко мне и протянула руку:
– Филеас Иммануил Камбервинч. Очень приятно.
Я обалдело подал ей руку и с не меньшим обалдением ощутил крепкое мужское пожатие. Диана из-за машины прыснула.
– Зови Мальвиной, – предложила она, – под цвет волос.
– У Мальвины были голубые волосы, – почему-то обиделся я.
– Я не собираюсь называться женским именем! – возмутилась тян.
И в этот момент в дверь постучали.
Диана вынырнула из-за машины, но сказать ничего не успела. Дожидаться «Войдите» тот, кто стоял в коридоре, не стал.
Дверь распахнулась и впустила серого парня моих лет, дымящего сигаретой.
– Здрасьте, – сказал парень, – я по объявлению. Это вы офис сдаёте?
Пауза висела недолго.
– Уже сдан, – быстро сообразила Диана. – Вот, порядок наводим, – и махнула рукой на нас с тян.
– Угу, – поддакнул я. Принял максимально деловой вид и сгрёб в кучу ближайший бумажный веер.
– Быстро вы, – расстроился парень. – А других свободных офисов нет?
– За те же деньги – нет, к сожалению. Только дорогие варианты остались.
– Вот гадство! – Парень ткнул окурок в пепельницу. Заметил, разглядывая ее: – Ишь ты, серое дерево! Кучеряво живёте.
– Не жалуемся, – настороженно подтвердила Диана.
– А вы уже и задаток взяли?
– Н-ну… – Диана замялась.
– Не взяли? – обрадовался парень. – Так, тогда известное дело – нет задатка, нет сделки! А я, между прочим, с наличными.
Диана состроила кислую мину:
– Местные?
– Обижаете. «Нимиры»!
Парень перекинул из-за плеча на грудь серую холщовую торбу. Распустил завязки и вытащил пачку бумажек, радующую глаз разноцветностью. Пачка была перевязана бечёвкой, концы бечёвки скреплены печатью. Интересно, радостное возбуждение организма при виде денег – неважно, каких, пусть даже до сей поры не виданных – это условный или безусловный рефлекс?