Сапфир забвения
Шрифт:
– Хорошо, а где в это время были жена и сёстры хозяина?
– Спали в женской части дома. Они рано ложатся.
– Что ж, вернемся к хозяину. Ты проводил его прямо до спальни?
– Нет, мессир. Он, в каком бы состоянии ни был, всегда ложился сам. Так что я спустился к гостям и помогал остальным слугам.
– Значит, ты не видел, как хозяин вошел в спальню, и что случилось дальше?
– Нет! Под утро один из гостей решил позвать господина Дрима к столу, чтобы снова выпить.
– Под утро? Они что, так и не ложились?
– Пили всю ночь
– Что ты увидел?
– На полу лежал господин Дрим. С выпученными глазами и куском веревки на шее. Совершенно мертвый!
– На полу? Не в кровати?
– Постель была не тронута.
– Ты зашел один?
– Со мной увязался один из гостей. Я пытался от него отделаться, но он был совершенно пьян и ничего не хотел слышать. Только хохотал и твердил, что «старина Дрим со смеху умрет, услышав, какую шутку они только что придумали». Едва мы увидели мертвое тело хозяина, гость сразу протрезвел. Я бросился за стражей. Те явились, осмотрели тело и отправили за господином Морроу.
– Так всё и было, – подтвердил Грег, – я прибыл сразу, как только узнал о случившемся.
– Хорошо. Это здесь?
– Да, мессир, – слуга открыл ключом дверь.
Широкая кровать, заправленная толстым покрывалом, выглядела печально. Под нею валялась пара хороших сапог, принадлежавших покойному. Напротив кровати примостился деревянный комод с выдвижными ящиками. Над ним – щит с фамильным гербом. В углу мерцала тусклым светом медная лампада с ликом Торгиля, бога торговли и богатств, особо почитаемого людьми и полуросликами.
«Торгиль! Защити меня от зла и бед, наполнив телеса здоровьем, а мошну – прибытком. И одарю я страждущих во славу твою десятой долей от полученных богатств», – обычно именно так молились этому божеству.
– Хозяин лежал здесь, – слуга указал на пол возле кровати.
Грант осмотрел указанное место, но не нашел ничего, заслуживающего внимания.
Он прошелся по комнате и спросил у помощника шерифа:
– Грегор, вы ведь опрашивали гостей и домашних? Кто-нибудь из них вел себя подозрительно?
– Нет, мессир, все они тяжело переживали утрату, – ответил Морроу. – Несомненно, что убийство – дело рук чужака.
– Отчего вы так решили?
– Убийца проник в комнату через окно со двора. Ставни были распахнуты.
– Да, – подтвердил слуга, – когда мы вошли к хозяину, очаг давно прогорел, было очень холодно.
– Что ж, если убийца действительно проник через окно, а потом ушел тем же путем, немудрено, что комната успела промерзнуть, – принялся размышлять Дэниел. – Но можете ли вы ручаться, что в этом не замешан кто-то из гостей или слуг? Он мог под каким-нибудь предлогом отлучиться на улицу, залезть на крышу пристройки, а оттуда через окно – в спальню хозяина.
– Что вы, мессир! – вспыхнул слуга. – Это невозможно. Все мы были на виду. Даже для справления нужды нет надобности выходить во двор. Труба выгребной ямы подведена прямо к комнате на первом этаже.
– Да, с этим вам повезло, – согласился Морроу.
Правда, не пояснил, что именно имел в виду. Наличие комфортного нужника или твердое алиби.
– Пропало ли что-нибудь из спальни? – Грант остановился у комода.
– На первый взгляд, нет, – задумался слуга. – Если только в бумагах, но, кроме хозяина, этого точно теперь никто сказать не может. Он редко хранил документы здесь, предпочитая работать в кабинете.
Дэниел перешел к осмотру окна. Что-то заинтересовало его, и рыцарь достал из поясной сумки небольшое круглое полированное стекло в деревянной оправе.
– Что это, мессир? – полюбопытствовал Родрик, выглядывая из-за плеча.
– Увеличивающее стекло.
Дэниел внимательно изучил задвижку на оконной раме.
– Похоже, окно действительно открыли с улицы. Я вижу свежие царапины и сколотую древесину.
– О! – крякнул впечатленный Морроу.
– Скажи, а не заметил ли ты чего-то необычного? – спросил Дэниел слугу. – Может быть, какие-нибудь вещи лежали не на своих местах? Или появилось нечто, чего раньше не было?
– Эм-м, вы имеете в виду те голубые цветы? Да, они лежали на груди господина Унвинда, – тотчас ответил слуга.
– А кроме?
– Знаете, было кое-что еще. Несколько сухих колосков пшеницы прямо рядом с телом.
– Вот как? – удивился рыцарь. – А почему ты не доложил об этом стражникам?
Он перевел взгляд на Грегора и Родрика.
– Так… я сказал. Стража не придала этому значения.
Морроу сделал вид, что впервые об этом слышит.
А молодой стражник виновато развел руками и пояснил:
– Наверное, я в это время внизу записывал в протокол объяснения гостей.
– А разве пшеницу не мог оборонить сам хозяин, родственники или кто-то из слуг? – хмуро спросил помощник шерифа. – Не бог весть какая улика.
Приказчик неуверенно возразил:
– Но у нас в доме нет ни зерна, ни колосьев. Хозяину привозят готовую муку.
Дэниел обернулся к висевшему над комодом гербу. Это был горизонтально рассеченный щит: белую верхнюю половину украшал красный бык с ярмом из золотой веревки, а нижнюю, червонную, – золотистый сноп пшеницы, перевязанный синей лентой. Девиз на ленте гласил: «Ярмом и плугом».
– Это ведь гражданский герб? Я не вижу никаких дворянских атрибутов, – спросил Грант, изучая рисунок.
– Разумеется, – подтвердил слуга, – хозяин из купеческого рода. Как говорят, настолько же богат, насколько и незнатен. Это его личный герб, составленный чиновниками магистрата.
– Может быть, тебе известно значение этих символов?
– Извольте. Бык – старинный знак рода Дримов, предки семейства разбогатели на продаже скота. А сноп пшеницы – личный успех господина Унвинда. Когда он начал заниматься зерном, дела фамильного предприятия сразу пошли в гору. Одно время его даже называли Зерновым герцогом. Позже хозяин открыл в городе и другие лавки: продажа молока, сыра, хлеба и зелени.