Сармат. Кофе на крови
Шрифт:
— Но это... это бандитизм!.. Международный разбой!.. — взрывается Савелов.
— Эх, Савелов!... Чья бы корова мычала, а уж нашей-то лучше молчать!.. Но тем не менее яйца отрывать рано...
— Какие яйца? — непонимающе таращит глаза капитан.
— Шутка, капитан, — усмехается Сарматов и кричит: — Мужики, американца будем нести по очереди. А теперь ноги в руки — и полный вперед. Может, успеем, может, кто живой еще!..
— Есть, командир!.. — отвечает Алан и, взвалив на плечи американца, трусцой пускается в бег. За ним срывается вся группа.
Забыв о маскировке, бегом бойцы торопятся к тому месту, откуда должна была забрать
— Сушим весла, мужики! — вырывается у Бурлака, он, не сдерживая ярость, кричит: — Бля, чтоб рога на их тупых лбах выросли!.. Чем думали, посылая вертушку без прикрытия?!
Перед бойцами груда искореженного взрывом, оплавленного металла, бывшего еще час назад боевым вертолетом. В этой груде два обгорелых трупа. Третий в стороне, метрах в пятнадцати. Сарматов склоняется над ним — славянскими синими глазами смотрит в раскаленное азиатское небо командир вертолета. В обугленной руке, словно пропуск на тот свет, торчит полетная карта, в другой намертво зажат огрызок карандаша. Сарматов тянет на себя карту, и обгорелая рука отдает ее. На карте прочерчена свежая неровная стрелка к кишлаку в горных отрогах, на юго-западе от пакистанской границы, и прямо по карте, по оранжевым афганским горам и желтым плато начерчены крупные, корявые буквы: «МАЙОР... ОБНАРУЖИЛ БАЗУ „ДУХОВ“... КИШЛАК ТАГАНЛЫ... ПЕРЕДАЛ НАШИМ... УМИРАЮ...»
— Спасибо, капитан! — глухо говорит Сарматов и закрывает ладонью его синие глаза. — Зачем же ты согласился лететь без прикрытия, парень?..
— Бля, это племя интендантское горючку для истребителей небось загнал за «зеленые» на кабульском базаре! — опять взрывается Бурлак.
— Или в бодуне были после Дня Победы! — подхватывает старший лейтенант Прохоров. — Что им наши жизни — бабы новых солдат нарожают!
Силин, словно очнувшись от летаргической полудремы, в которой он пребывает последнее время, неожиданно зло кричит Сарматову:
— Командир, ты вот говорил нам: «Задание, братва, государственной важности», а они положили с прибором на нас, на вертушку и летунов и на твое «государственной важности»!.. Да для всей их шоблы чем больше бардака, тем больше в масть!.. Чем дольше эта мясорубка, тем «зеленых» в карманах гуще!.. Что, не так, Сармат? Не так было в Анголе, в Мозамбике, в Сирии, а уж про Никарагуа я вообще молчу!
— Все так! — орет в ответ Бурлак. — Только ты чего это командира лечишь? Он, что ли, тебя сюда послал, а сам в кабинете сидит и коньяк распивает? Он же тоже здесь, с нами, и ему, как и тебе, теперь смерть в улыбке скалится.
— Сцепились, петухи! — встает между ними Морозов. — Кончай базар! Ребят по-людски похоронить надо, а они отношения выясняют.
— Не надо! — громко произносит Сарматов. — Ничего здесь не трогать!
— Ты что, командир?! — вскидывается Алан. — «Духи» носы, уши резать будут!..
— Не трогать! — повторят тот. — Если ребят похороним, то «духи» поймут, что мы здесь были, и по следу пойдут. А так они нас ждать будут. Не дождутся — могут подумать, что в «зеленке» напалмом нас накрыли... Не по-людски, конечно, ребят так оставлять, но что поделаешь! А сейчас уходим, пока пакистанская ИСА, спецслужба, не объявилась!..
Бойцы отходят от разгромленной вертушки. Внезапно Силин выбивается из группы и бросается на американца:
— Надо этого пидора за ребят!.. Пусть ему уши режут!..
— Тыкву напекло! — отшвыривает его Сарматов.
— Тебе напекло! — кричит Силин. — Как ты с ним триста верст оттопаешь? Или он жмур, или мы все, непонятно, что ли?!
— Он, кажется, прав, майор! — глядя на Сарматова, подтверждает Савелов.
— Кажется — перекрестись! — обрывает его Сарматов и обращается к бойцам: — Мужики, у нас есть еще страховочная точка... Рандеву с вертушкой... в сорока километрах отсюда. Не будем терять времени! — Он показывает на затянутые маревом скалы. — Туда, аллюр три креста, марш!
Футбольным мячом мотается за спиной Алана голова американца, пузырится на его губах кровавая пена. А над спасительными скалами, как маятник огромных божьих часов, мечется солнце, слепит глаза, заливает жарким потом их лица и спины...
Достигнув скал, все в бессилии бросаются на камни, но жесткая команда Сарматова вновь поднимает их на ноги:
— Всем замаскироваться и приготовиться к бою!..
И едва группа успевает прийти в себя, как из-за хребта, со стороны пакистанской границы, появляются два тяжелых десантных вертолета с пакистанскими опознавательными знаками. На долину, где до этого царила мертвая тишина, обрушивается грохот мощных двигателей. Пройдя на бреющем полете над долиной и над скалами, вертолеты садятся впритык к подбитым советским вертолетам. Выскакивают солдаты-пакистанцы, грузят тела погибших летчиков и искореженные обломки вертолета.
— А металлолом им зачем? — удивленным шепотом осведомляется Савелов.
— Через сутки, думаю, узнаем, но дай бог, чтобы я ошибся! — отвечает Сарматов и вновь приникает к биноклю. — Трое в гражданском... Ясно — цэрэушники взялись за дело!
Увидев, что вертолеты готовятся к взлету, он приказывает бойцам:
— Обнаружат — подпустим вплотную и из всех стволов!.. И учтите — там они оставили засаду, отрываемся сразу!..
Взлетев, вертолеты долго кружатся над долиной, над скалами, отрогами, словно гигантские, уродливо мутировавшие птицы, выискивающие добычу. Наконец они скрываются за хребтом, и все облегченно выдыхают набранный в грудь воздух.
— Как вычислил, майор, что они вот-вот налетят? — спрашивает Савелов.
— Не как, а чем, — отвечает тот. — Задницей я их чувствую, капитан.
— Твоя задница случайно не знает, что нам делать дальше?
— А то как же! — кивает Сарматов и зовет: — Мужики, подтягивайтесь сюда!.. Значит, так, — говорит он сгрудившимся вокруг него бойцам. — Следующая точка рандеву вот здесь. — Он показывает место на карте. — Всего-то, как уже сказано, сорок километров, но... но «духи» нынче же на двадцать километров вокруг перекроют нам все тропы.
— Что предлагаешь, командир? — спрашивает Морозов.
— Уходить через хребет и вот по этому ущелью выбираться на место встречи с запасной вертушкой. Так выйдет крюк на все семьдесят километров, и пройти их надо за сутки с небольшим.
Бойцы, все, как по команде, поворачиваются и смотрят на заснеженные пики хребта.
— У нас нет теплой одежды! — говорит, ежась, Савелов.
— Есть какие-нибудь предложения? — спрашивает его Сарматов.
— Зачем болтать много? — рубит рукой воздух Алан. — Беседовать с апостолом Павлом ни у кого нет желания, значит, путь у нас один — через хребет... Только вот янки совсем плохой, командир...