Сатана и Искариот. Части вторая (окончание) и третья
Шрифт:
Меня прервали. Эмери молниеносно поднял ружье и выстрелил, потому что один из аюнов, прятавшийся за двумя своими соплеменниками, посчитал, что никто его не видит, вынул пороховницу и патронташ и попытался зарядить свое оружие. Пуля англичанина попала ему в предплечье. Он громко вскрикнул и выпустил ружье из рук.
— Так тебе и надо! — крикнул я бедуину. — То же самое случится с каждым, кто вздумает сопротивляться. Я вас уже предупреждал и еще раз предостерегаю. Пуля свалит с лошади и тех, кто захочет убежать. Всем немедленно спешиться! Ружья сложить к ногам воина из Билад-ул-Америк! Ему же сдать ножи и любое другое оружие,
Шейх медлил, ждал и раненый, у которого кровоточила рука. Я навел на последнего штуцер и пригрозил:
— Считаю до трех. Не послушаешься — размозжу тебе и другую руку. Ну, раз… два…
— О Аллах, что ты захочешь, то и случится, что не захочешь, того никогда не произойдет, — запричитал он, сполз с лошади, поднял ружье и отнес его Виннету, который принял это оружие и стал поджидать других.
Я подозвал женщину, дал ей в руки свой нож и сказал:
— Вспомни, что сделали эти негодяи с тобой и твоим ребенком, и помоги нам. Отрежь от плаща этого человека широкую полосу и свяжи ему руки за спиной так крепко, как только сможешь, чтобы ему не удалось развязаться. И то же проделай со всеми остальными!
— О господин, я восхищаюсь вашим мужеством! — воскликнула она. — Вы совершили чудо из чудес, и для вас все-все возможно!
Она выполнила мое указание, а я снова повернулся к шейху:
— Теперь ты видел, что происходит, когда нам сопротивляются. Немедленно повинуйся! Слезай с лошади!
Вместо того чтобы повиноваться моему приказу, он хотел было быстро повернуть лошадь и умчаться прочь, однако животное неверно поняло резкое движение повода и встало на дыбы. Я уже поднял штуцер, собравшись стрелять, но Эмери подскочил к шейху и закричал:
— Негодяй! На тебя и пули-то жалко. Мы сделаем иначе. А ну спускайся!
Он схватил шейха за ногу и сильно рванул на себя; всадник по широкой дуге полетел на землю, где Эмери оглушил его сильным ударом, в то время как мы с Виннету, наставив ружья, удерживали остальных. Шейх был разоружен и связан по рукам и ногам.
Я же обратился к бедуину, иссеченное шрамами лицо которого внушало наибольшее доверие:
— Теперь ты! Оставь седло и отдай ружье и нож! Раз… два…
Он не стал ждать до трех, а покорно, хотя и с мрачным выражением на лице, спустился с лошади, отдал Виннету свое оружие, позволил себя связать, а потом сел наземь.
Теперь, подумал я, пойдет быстрее и спокойнее. Я не ошибся. К нам повернулась мусульманская судьба: такова была воля Аллаха; так было записано в Книге жизни. Они все повиновались, и только двое решили выразить неодобрение нашим действиям. Один крикнул мне: «Да будет проклята твоя борода!» Я, разумеется, ничего ему не ответил. Другой же набросился на меня, мрачно пробормотав: «Пусть Аллах наденет на тебя шляпу!» Смысл его слов состоял в том, что правоверный ни за что не наденет шляпу; стало быть, он хотел пожелать, чтобы Аллах отнес меня к неверным, а поскольку я и так к ним принадлежал (в исламском понимании, конечно), то это ужасное проклятие не смогло ни вызвать мой гнев, ни довести до горьких слез. К тому же я немало дней в своей жизни носил и фетровые, и соломенные шляпы, а в милую пору экзаменов — так даже цилиндр, прозванный «трубой страха», дополнявший обязательный фрак; не говорю уж о лайковых шляпках за марку двадцать пфенниге»!
Итак, мы выполнили невозможное, точнее — то, что кажется невозможным каждому, кто
— Как же увезти бедуинов? Это будет, пожалуй, потруднее, чем взять их в плен.
— Ну, нет! Сначала я собирался послать тебя за солдатами, а Виннету со мной будет охранять пленных…
— Я поеду сейчас же!
— Подожди, дай мне сказать! Но теперь я полагаю, что это не нужно. Мы сами займемся их транспортировкой.
— Значит, они должны будут ехать верхом? Тогда один-другой могут удрать от нас, несмотря даже на то, что они связаны. Ты же не хотел никого убивать, а если кто-нибудь поскачет от нас, мы не сможем одновременно пуститься преследовать беглеца и охранять других!
— Они не ускачут! Каждый улед аюн поведет свою лошадь. Мы прицепим поводья к связанным за спиной рукам, так что пленник пойдет впереди, а его лошадь — за ним.
— Неплохо придумано. А если лошадь чего-нибудь испугается? Человек со связанными за спиной руками не сможет успокоить лошадь или усмирить ее.
— Этого ему совсем не надо будет делать. Мы-то втроем на что? Нам ведь в дороге делать будет нечего, вот и будем присматривать за лошадьми.
— Значит, вперед? До вечера осталось часа полтора. К счастью, мы за это время сможем достичь уорра, даже если эти парни пойдут пешком.
— Уорра? Какого уорра?
— Незадолго до того, как мы поехали тебя искать, проводник сказал, что сегодня мы должны добраться до уорра, пересекать который будем уже утром, и Крюгер-бей решил устроить лагерь в самом начале этого уорра.
— Ты знаешь туда дорогу?
— Мы обязательно попадем в это место, если отправимся отсюда прямо вперед.
Уорр — это усеянная скальными блоками пустыня. Песчаную пустыню бедуины обозначают словом «сахар», каменистую — «серир», пустынные горы — «джебель». Обитаемая пустыня получает название «фьяфи», тогда как ненаселенная местность называется «хала». Если пустыня поросла кустарником, то это «хайтья», а если там даже деревья растут, то это уже «хела».
Когда Эмери говорил о проводнике, он имел в виду солдата, пробравшегося через оцепление воинов улед аяр и доставившего послание в город Тунис. За это храбрец получил унтер-офицерский чин. А для того чтобы отыскать врагов, никакого проводника нам и не надо было; если же требовались какие-то пояснения о той или иной местности, то вполне достаточен был человек, знакомый с проходимыми местами, в которых он только недавно побывал.
Пленные были привязаны к своим лошадям так, как я сказал, и мы отправились в путь. Раненому перевязали руку, а шейх уже давно пришел в себя и хотя скрипел от возмущения зубами, но должен был покориться судьбе…