Сатурналии последнего тысячелетия

Азановский Георгий

Вместе с императором свое внимание на Гая Марка обратили и другие высокопоставленные римляне. Все ждали его слов.

Однако Гай очень быстро пришел в замешательство от этих вопросов и пристальных взоров. В отличие от своего отца, он никогда не был превосходным оратором, и, надо сказать честно, не был оратором вообще. Чрезмерное влияние к его персоне периодически приводило его в страшное замешательство, преодолеть которое ему порой получалось с трудом.

– Ну же Гай, мы ждем твоего решения! – поторопил его всегда бывший очень добродушным по

отношению к наследнику Требиус. – Скажи же нам, что думаешь.

– Это не совсем удобно, когда столь знатный юноша, да еще и будущий наследник, может быть, порой, таким застенчивым в обществе других мужей! – громко сказал Гней Серкс.

Однако он тут же поднялся со своего места и в пояс поклонился императору.

– Прошу прощения, о, божественный, что я позволил себе так резко заговорить о вашем сыне и наследнике, – сказал он, смотря в глаза императору.

В ответ на это император лишь добродушно махнул своей рукой, давая полководцу понять, что извинения его приняты.

– Самая величественная битва римской армии еще не состоялась, – внезапно ответил Гай Марк. – Но состоится… скоро…

На последней фразе Гаю пришлось резко замолчать, так как на него устремилось сразу несколько десятков изумленных и разгневанных взоров. Великие мужи Рима замолчали. Они были поражены дерзостью этого двадцатилетнего юнца, который осмелился сказать подобное.

– И что же это будет за битва Гай, мальчик мой? – раздался тихий голос императора.

Лишь только он один смотрел на дерзкого Гая не со злобой и осуждением в глазах, а с нескрываемым интересом и отцовской любовью.

– Это будет битва, – сказал Гай Марк, – которой буду командовать я.

– О, боги, о, несчастье! – свирепым голосом прокричал Гней Серкс. – Откуда в тебе, молодой юноша, столько дерзости и презрения к величию Рима?!

– Еще ни разу ты, юный мой друг, не побывал в качестве полководца ни в одном бою! – продолжал Серкс. – И, тем не менее, ты смеешь подобным образом презрительно высказываться в отношении прошлого нашей Империи?!

Гай Марк был растерян от такой реакции полководца на свои слова. Его вновь начала одолевать растерянность, и он поспешил замолчать.

– Послушай, великий Гней! – императорским жестом прервав возмущение полководца, сказал великий Сертор. – Я понимаю твое возмущение, несчастный юноша действительно позволил себе невиданную дерзость.

– Но давай не будем чрезвычайно строго попрекать его за его юношескую дерзость, – продолжал император, – ведь, в конце концов, для будущего императора Рима дерзость и бесстрашие скорее добродетель, чем порок.

При этих словах императора разозленный полководец решил сесть на свое место и замолчать.

– Но самое главное, – продолжил император Сертор, когда все страсти за столом улеглись. – Юный Гай действительно может быть прав, самая величайшая битва Римской Империи может быть еще впереди.

– И командовать римскими легионами в этой битве будет именно он, Гай Марк! – громко воскликнул Требиус и рассмеялся.

Остальные присутствовавшие на празднике знатные римляне нерешительно, то и дело озираясь на злобное лицо Гнея Сертора, подхватили смех начальника императорской стражи.

– Правильно мой преданный Требиус, – сказал, также рассмеявшись Сертор.

Очень скоро оказалось, что всем сидящим за столом понравилась эта колкость Требиуса и всех она рассмешила.

Только два человека не смеялись в этот момент. Это были юный Гай Марк и Гней Серкс. Между юношей-наследником и бывалым полководцем всегда существовала некая невидимая стена неодобрения друг к другу. Гай искренне не понимал, почему этот величественный полководец всегда так холоден и презрителен в общении с ним, а иногда и вовсе делает вид, что не замечает юношу. Именно эта плохо скрываемая злоба и отпугивала императорского наследника от общения с Гнеем Серксом.

И Гай был прав. Серкс действительно, всей своей душой, ненавидел юношу.

И дело здесь было даже не во врожденной злобе полководца и его ненависти ко все людям. Дело было в безумной любви к самому себе. Гней с детства обожал примерять на себя одеяния, подобные одеяниям римских полководцев. Часами, будучи еще маленьким мальчиком, он любил стоять перед большим, от пола до потолка, зеркалом в отцовском доме и изображать из себя триумфатора, шагающего по римским улицам во главе стотысячного войска после величайшей победы. Маленький Гней надевал на свою голову игрушечный лавровый венок, сделанный из каких-то листьев и веток, и строил на своем юном личике грозные гримасы, подобные тем, которые он видел на солдатских лицах во время военных парадов и шествий.

Его родители, прекрасная знатная римлянка из патрицианской семьи Антония и великий полководец времен эпохи императора Августа Аргунтула Марк Серкс, с интересом и незаметно наблюдали за забавами своего сына. Великий Марк хотел сделать из своего сына величайшего полководца. Он также надеялся, что когда-нибудь, за верную службу император Рима назначит его сына своим наследником, как это не раз бывало в Римской истории.

Со временем, серьезно повзрослев, Гней Серкс почти достиг идеалов своего отца. За блистательную военную службу наследник императора Аргунтула Гай Сертор назначил юного Гнея командующим элитной центурией, затем легионом, а затем, уже в возрасте тридцати лет, выдающийся римский воин стал командующим самой элитной армии Рима, которой доставалось исполнять самые тяжелые и далекие походы против врагов Империи.

Такая блестящая карьера полководца быстро вскружила голову молодому и честолюбивому Гнею. Ему казалось, что он достиг уже таких значительных и недосягаемых для простых смертных вершин власти, что римские боги вот-вот назначат его самим императором Рима. И ведь у Гнея действительно был повод так думать. Ведь стареющий император Сертор уважал и почитал его как своего сына. И казалось, не было на всем свете человека сильнее и влиятельнее Гнея Серкса.

«Никто не осмелиться переступить мне дорогу!» – высокомерно размышлял о своем положении в римском обществе Гней Серкс.