Савва Морозов: Смерть во спасение
Шрифт:
Но Данилка не был бы Данилкой, если в лихой рыси не поспел к поезду.
Паровоз еще отфыркивался на последних усталых метрах, как Савва Морозов уже стоял на перроне. Во всей своей разлюбезности, разумеется.
Удивило, что Витте, в сопровождении бравого генерала, вышел из третьего вагона. Вот как, не из первого? Он хоть и слышал о железнодорожном прошлом министра финансов, но все-таки не подозревал, сколь опасны при авариях первые вагоны.
А Витте все это на своей шкуре испытал и даже за одну аварию был приговорен судом к четырем месяцам тюрьмы; лишь по благости покойного императора Александра III отделался двумя неделями гауптвахты. Осторожен был теперь министр, осторожен. Истинно: береженого Бог бережет.
В родословной Сергея Юльевича Витте переплелись балтийские корни и корни князей Долгоруких. Отец, Юлий Федорович Витте, был директором Департамента государственных имуществ на Кавказе — хваткий дворянин Псковской губернии, еще толком и не распрощавшийся с Прибалтикой, мать — Екатерина Андреевна Фадеева. Генералу Фадееву в свое время пофартило жениться на княжне Елене Павловне Долгорукой. Стало быть, этот свитский генерал приходился дядей честолюбивому тифлисцу. Дед служил губернатором в Саратове, а до этого на том же Кавказе гонялся с князем Барятинским за Шамилем, и знамя, которое тот сложил в знак покорности, теперь висело в библиотеке Сергея Юльевича Витте.
Однако ж чины и звания преходящи. Как там в песне поется?
Судьба играет человеком, Она, покорная всегда, То вознесет его над веком, То бросит в бездну без следа.
Отец Витте, устраивая рудные заводы на Кавказе, истратил все свои деньги, а также огромное состояние жены, и когда внезапно умер, то на сына был сделан начет в двести тысяч рублей. Приходили судебные чины, являлся пристав, но как мог расквитаться за отцовское безрассудство нищий студент? От Кавказского наместничества, в память об отце, он получал пятьдесят рублей месячной стипендии, тем и жил. Начет сняли только при Александре III, с которым Витте столкнулся накануне трагикомической катастрофы в Борках.
Молодой и амбициозный инженер служил тогда управляющим Юго-Западных железных дорог, а император-гигант, как всякий русский, любил быструю езду, забывая, что паровоз — это не царскосельский рысак, на строго охраняемой государевой дороге.
Насидевшись в Царском Селе и Гатчине, — Петербурга с его Зимним дворцом Александр III не любил, — он любил прокатиться с ветерком по своей любимой империи, до Крыма и Ливадии чаще всего. И вот едучи в Ялту, император был крайне удивлен, что движение в пути было кем-то увеличено на три часа. Его сопровождал железнодорожный министр адмирал Посьет, — да, в России железными дорогами адмиралы заведовали. Последовал гневный вопрос: как так, кто задерживает императора?! Был и верноподданнейший ответ: инженер Витте, управляющий Юго-Западной дороги. Разумеется, скорый приказ: подать стервеца сюда!
Железнодорожный телеграф отстучал: быть управляющему на станции Фастово! Там менялись паровозы, так или иначе, остановка. Свита во главе с министром высыпала на перрон поразмяться. Государь задержался, допивая кофе, глядел в окно. Свита окружила молодого чернявого человека в форменных тужурке и фуражке. Посьет что-то ему выговаривал, тот отрицательно качал головой. Император был в бешенстве, самолично даже раму приподнял — при его-то силище поиграть мускулами было одно удовольствие. А на перроне речи — какие речи!
— Вам приказывают, — возвышал голос Посьет, — везти императорский состав по привычному графику!
— Но, адмирал! — ссылкой на морские чины отвергал инженер его право судить о железных дорогах. — Я категорически отказываюсь принимать на себя ответственность за жизнь государя!
— Как вы смеете?
— Смею, ваше превосходительство. Я отвечаю за железную дорогу, вверенную моему попечению. Если поезд будет идти с прежней скоростью, катастрофа неизбежна.
— Вот как! Вы пророчите?
— Не пророчу, предупреждаю.
— Но в Европе ходят же поезда, инее нашей телячью скоростью!
— В Европе шпалы металлические, а под шпалами хорошо промытый гранитный балласт. У нас же — шпалы сосновые, даже не промасленные, и брошены прямо на песок. На песочек, господин адмирал!
Этот чернявый хлыщ в грош не ставил своего министра!
Император спустился на перрон, подумав: «Уж не еврей ли? Сказывали мне, и председатель правления этой дороги. как его. Да, Блиох, тоже еврей. Уже и царским поездом командуют!»
Еще на подходе по своей природной простоте император зычно ворвался в спор:
— Кто вас, молодой человек, дерзости учит? Не те ли инсургенты, что и моего отца убили? Дерзить?.. Я на других дорогах с полным русским ветерком катаюсь — и никто мне не сбавляет скорость. А здесь? Да тут просто дорога жидовская!
— Дорога, ваше величество, в полном порядке — это что касается организации движения. Но я уже говорил господину адмиралу о слабости полотна. А состав перегружен. Он не может идти со скоростью легкого курьерского поезда, его тащат два тяжелых товарных локомотива, они неизбежно выворотят рельсы. и будет крушение.
Император не мог дальше выслушивать эту ахинею и кивнул Посьету:
— Разберитесь в своем хозяйстве. А пока дайте мне полный зеленый!
Для управляющего это было смерти подобно.
Но пока министру некогда было увольнять — назначать начальников дорог — государев поезд ревел — гремел как ошалелый медведь. По огрузлости он был под стать государю. К двум паровозам прицеплен вагон электрического освещения. Мастерские, на случай какой поломки. Вагон министра путей сообщения адмирала Посьета. Вагон прислуги. Кухня. Буфетная. Столовая. Вагоны великих княжон, государя и императрицы. Далее цесаревич Николай Александрович со своей свитой. А еще и канцеляристы едут. И придворные дамы в особом вагоне. Наособь — конвойные, багажные. Целая армада по долам, по горам!
Под этот грохот обед в походной столовой шел своим чередом. Он продолжался не первый уже час. Куда спешить? Император любил прохаживаться во время обеда. Он во всем привык слушаться свою Минни, которая для других была, конечно, Марией Федоровной, но маленькую поблажку уже давно выторговал — межобеденный моцион.
Императрица понимала: такому грузному человеку не мешает поразмяться. Даже во время обеда, Венценосный супруг церемонно шел в тамбур, чтобы покурить. Его удобные, никогда не снимаемые сапоги тяжело шлепали по коврам вагона. Что ж, ноги болят, сапоги должны быть просторные.