Савва Морозов: Смерть во спасение
Шрифт:
Все же новоявленный председатель с ног сбивался, гоняя в любимом ландо от купчины к купчине, — лошадей и экипаж ему в товарном вагоне доставили.
Эту предусмотрительность Зинаида Григорьевна воспринимала с уважением: не побираться же там Морозовым! За эти годы она и родительскую фамилию стала забывать, как забыла и первокрещенное имя: Зиновея. Ну разве что свекровь напомнит. Но за хлопотливыми сборами некогда и о свекрови думать.
Вон небольшой конфуз вышел даже на балу у московского генерал-губернатора, женатого на родной сестре императрицы. Зинаиде
Среди купчих, даже самых богатых, совета лучше не спрашивать. У них совет известный: вешай на себя побольше золота, дорогих камушков, да крути на телеса поярче шелка и бархата. Нет, Зинаида Григорьевна к таким купчихам себя не причисляла. Потому и в советчики себе выбрала самого что ни на есть петербургского знатока.
Барон Рейнбот на нее как с небес свалился. Ниспослан свыше, не иначе. Зря хихикает Саввушка: без советов барона она может ряженой куклой выглядеть. Зинаида потерлась уже в московском светском обществе, доподлинно убедилась: во всем знай меру. Даже в знаках внимания к своему придворному учителю.
Он ведь не только помогал выбирать наряды — учил и словесным выражениям, и даже танцам. Разумеется, у нее, особенно по части танцевальной, были платные учителя, но уж больно занудисты и холоднющи. Делай то, не делай этого! Говори так, а не этак! Барон же ее не стеснял, она просто перенимала его речь и повадки. Откуда же ей было знать, что если государыня пригласит ее пройтись на пару, то ты все-таки хоть на вершок да позади ее будь, а ежели усадит рядом с собой, так на диване не разваливайся, чуть-чуть к краешку подожмись. Главное, чтоб незаметно, чтоб не дошло до самоумаления.
А если кавалер, пускай хоть и из государевой свиты, как барон, — так тут, наоборот, его заставь поджиматься. Барон всем своим видом это выказывал. Что говорить, уважительное ухаживание нравилось Зинаиде Григорьевне. Не муженек, у которого одно на уме: облапать ее на перине, хорошенько перину обмять — дай захрапеть до новой утренней своей суеты. Беды не было, что он никогда не храпывал, — так уж виделось, так понималось. Детки детками, а обходительность-то где?
Уму непостижимо, сколько хлопот навалилось!
— Барон, как бы я без вас была?..
Ей нравилось единое это имя — барон. К сожалению, он-то ведь не мог к ней обратиться — баронесса или там графиня.
Зинаида Григорьевна не понимала мужа, который отказывался от дворянского титула. Вон граф Витте, по матери от князей Долгоруких и, само собой, от дворянского корня, — и тот, как нашептал ей барон, хлопочет о графском титуле. Называться князем у него нет права, в князья даже государь не может пожаловать, а графство — в его самодержавной власти. Покойный Александр Александрович не успел это сделать — как-то сын его поведет? По словам барона выходило, что новый государь новой же метлой
— Зря Савва Тимофеевич от дворянской чести отказывается, — убеждал ее всепонимающий барон, рассматривая покрой очередного платья.
— Знаю, что зря, но что мне делать, барон? — игриво потупилась Зинаида Григорьевна. Право, ей нравилось маленько пошалить.
— Ничего другого не остается, как поискать другого мужа. с соответствующим вашему достоинству. с приличным таким титулом. — подзапутался в словесах барон, но в складках разложенного на столе платья не заплутал, дотянулся до ручки.
Зинаида Григорьевна поняла, что тоже слишком уж зарапортовалась, и ручку сердито отдернула.
— Барон, вы переходите всякие границы!..
Надушенные усы уткнулись в бирюзовый шелк, еще не согретый женским теплом.
Глава 5. Нижний иль Верхний?
Савва Тимофеевич только что вернулся из Нижнего Новгорода, где устраивал Всероссийскую промышленную выставку. Устал истинно уж до чертиков. Хотелось отдохнуть да молча, дома, что ли, попьянствовать. Но и дом в выставочный зал превратился, во всяком случае, первый, женский, этаж.
В хлопоты своей Зинули он не вникал, но ведь к ней и ступить было нельзя: везде платья, платья, везде шляпки, шляпки. Не говоря уже о всем прочем. Парикмахерши, портнихи, посыльные из магазинов, понаехавшие из Петербурга великосветские дамы, их увешанные звездами кавалеры, какие-то тут же крутящиеся сутенеры, бесконечные доклады слуг о все новых и новых гостях, церемонные представления друг другу, липкие рукопожатия, круглосуточно накрытый стол в гостиной. С ума сойти можно! Этот бедлам даже на второй этаж проникал.
По случаю коронации и прибытия богатых людей дорогу на Спиридоньевку проторили хожалые благотворительницы, которые были похлеще московских свах. Мало что денег всякий раз давай, так еще и веди душеспасительные беседы: ханжески жалей сирот, увечных, бездомных, косоглазых и припадочных — чего не наговорят ради рубля купеческого! Дела в Орехово-Зуеве идут без его присмотра, потому что отлучаться из Москвы никак нельзя. От Витте поступают напоминания, чтоб собрал на коронацию свет московского купечества.
Коронация, слава богу, отзвонила всеми колоколами, а суматоха не кончалась: начались ежедневные балы и празднества. Зинуля везде хотела поспеть, потому всюду и опаздывала, кричала на своих модисток, как ярая купчиха, забывая, что в графини метит. Одно спасение, когда из государевой свиты сбегал генерал Рейнбот и по всему первому этажу захлебывался незабвенный голосок:
— Барон. ах барон?.. Мы опоздаем?..
Савва уж и не знал, какую роль выполняет генерал: то ли кучер разъездной, то ли посыльный, толи. При последнем домысле Савва фыркал и напоминал бесцеремонно: