Сбежавшее лето
Шрифт:
Она знала, что не может остановиться, что, если она остановится, с ней случится нечто ужасное...
11 «ПОГОДА, ВИДНО, МЕНЯЕТСЯ...»
Для Кришны Мэри уложила в сумку фуфайку и два толстых шерстяных свитера, которые ей купила тетя Элис. Себе она тоже взяла еще одни джинсы, носки и туфли, теплую куртку с капюшоном и щетку для расчесывания волос. Осторожно ступая по лестнице, которая скрипела под ногами,
Было так рано, что по земле еще курчавился туман, но она проснулась еще раньше и долго сидела на кровати, ощущая какую-то пустоту внутри.
Причиной этой пустоты был не голод, а тоска, но сейчас, стоя в мокрой от росы траве, она решила, что ей хочется есть. Она вернулась в дом, прошла в кухню, съела четыре толстых ломтя хлеба с малиновым вареньем и поставила на плиту чайник. Что-то мурлыкал и напевал бойлер. Она положила холодные руки на его трубу и облизала измазанные вареньем губы.
Ощущение пустоты в желудке не пропадало. Перед ее глазами мелькали лица, она слышала голоса.
Лицо миссис Карвер, треугольное, с острым подбородком. Бледная кроличья мордочка тети Элис. Миссис Карвер говорит: «Вредная она девчонка, не сойти мне с этого места! Она рассказала им, что она сирота и живет у злой тетки...»
И растерянное лицо тети Элис медленно заливает краска...
Мэри чуть слышно застонала и прижалась лбом к трубе — так, что чуть не обожглась.
«А вдруг этот разговор и не случится? —думала она.— Но что может ему помешать? Только если миссис Карвер ночью ни с того, ни с сего умрет? Или утром по дороге к ним ее задавит машина».
Такая женщина, как она, сочтет своим долгом поставить тетю Элис в известность о том, что болтает о ней за ее спиной ее собственная племянница.
И тетя Элис решит, что Мэри и вправду ненавидит ее...
Закипел чайник, и Мэри посмотрела на кухонные часы. Почти половина восьмого, а миссис Карвер обычно приходит к девяти.
Она взяла поднос, поставила на него чашку с блюдцем, ополоснула кипятком фарфоровый чайник и заварила крепкий и душистый чай, какой любила тетя Элис, но никогда для себя не делала. «Ради одного человека незачем тратить столько заварки»,— говорила она, а дедушке не разрешалось пить крепкий чай из-за сердца.
Пока она несла поднос наверх, она думала о том, что в доме на удивление темно. Она выглянула в окно. По земле все еще стелился туман.
Тетя Элис неловко села в постели, укрывая плечи шерстяной накидкой. Волосы у нее были убраны под сетку, а два сидящих в розовой пластмассе передних зуба плавали в стакане на ночном столике. Мэри из вежливости поспешно отвела взгляд.
— Я решила, что вам хочется чаю, тетя Элис,— сказала неуверенно она.
— Мэри, милочка...— задохнулась тетя Элис. И, быстро-быстро заморгав глазами, всхлипнула.
«Она так ошеломлена,— подумала Мэри, едва сдерживая смех,— словно вместо чая ей принесли чек на тысячу фунтов стерлингов!»
— Надеюсь, я правильно заварила,— добавила она.— Я положила пять ложек.
Тетя Элис налила чай в чашку. Он был черный-пречерный.
— В самый раз,— отозвалась тетя Элис.— Чудесно! Чай в постели. Какая роскошь! Я чувствую себя королевой Англии.
Мэри стояла у кровати. Ей одновременно хотелось и уйти и остаться.
— А где сегодня солнышко? — поглядела в окно тетя Элис.— Погода, видно, меняется...
Мэри переступила с одной ноги на другую.
— Ничто не вечно под луной,— улыбнулась тетя Элис.— Всему приходит свой конец.
Мэри хотелось сказать что-нибудь тете Элис, но, кроме «до свидания», она ничего не могла придумать, а этого говорить как раз не следовало. Поэтому она неловко и застенчиво улыбнулась и попятилась к дверям.
На площадке она постояла с минуту. Глаза ее заволокло. Чай она отнесла, а придумать еще что-нибудь на радость тете Элис она была не в силах.
Не забыть только оставить записку.
Она вытащила записку из кармана и, войдя к себе в спальню, положила ее на туалетный стол так, чтобы тетя Элис, открыв дверь, сразу ее увидела.
Дорогая тетя Элис!
Извините, что ухожу из дома, не предупредив вас, но теперь, когда вам известно, что я наделала, вы не захотите терпеть меня у себя.
Целую вас, Мэри.
Р. S. Поцелуйте дедушку и поблагодарите его за меня.
Р. Р. S. Все, что я говорила про вас, ложь.
Письмо было написано еще накануне вечером, и она долго сидела над ним, пытаясь придумать, как лучше выразить свои мысли. А сейчас, перечитывая его, почувствовала влагу на глазах и в носу. Она фыркнула и с такой силой прижала к векам суставы пальцев, что перед ней вспыхнули снопы искр. Как порой хорошо быть плаксой: можно было бы лечь на кровать и завыть.