Сбежавшее лето
Шрифт:
— Да,— сказала Мэри и прикусила язык.— То есть нет.
Он, нахмурившись, уселся на корточки рядом с ней. Они молчали, и спустя немного Ноакс по собственному почину подошел к ним и потерся головой о ногу Мэри.
Она не трогала его. Он терся и мурлыкал.
— Он делает это только с тобой,— сказал Саймон.— Пожалуйста, Мэри, перестань плакать.
— Я уже перестала. Только вся как-то раскисла и размякла. Словно грелка, из которой вылили воду.
— Потому что плакала,— сказал Саймон.— После слез всегда
— Я редко плачу. По правде говоря, я никогда не плачу.
— Нашла чем гордиться. Все люди плачут.— Саймон швырнул камешек в противоположную стенку грота. Он звякнул о хрусталики и упал в озеро.— Почему это ты должна быть не такой, как другие?
— Я не хочу, чтоб они знали, что мне плохо. А если плачешь, сразу понятно.
— Они?
Она ничего не ответила.
— Ты имеешь в виду тетю и дедушку?
Она покачала головой. Желудок у нее словно узлом перетянуло.
— Ты бы хотел, будь твои родители постоянно в отъезде, чтобы они заметили, что тебе от этого плохо? —выпалила она.
— А тебе плохо? — Он вспыхнул.— Извини. Мне тетя рассказала. Но я не собираюсь совать нос в чужие дела.
— Ничего.— Она на минуту задумалась.— Нет, мне не плохо,— удивленно призналась она.— Раньше было плохо, а теперь нет.— И облегченно вздохнула, узел у нее внутри исчез.— Сейчас все по-другому,— сказала она.— Почему, не знаю. С тех пор как появился Кришна и мы очутились на острове. А куда он делся? Я не видела его с утра.
— Собирает орехи,— ответил Саймон.— Этот парень только и думает, чем бы набить себе пузо.
Ему не удалось собрать много орехов. Всего один небольшой котелок. И сейчас он сидел рядом с котелком, подтянув колени к груди.
— Меня тошнит,— сказал он.
Он выглядел плохо. Из-за темной кожи он был не бледным, а каким-то серым.
— Вчера вечером ты переел сардин,— сказал Саймон.— Я тебя предупреждал.
— Мне холодно,— пожаловался Кришна.
— Не может быть. Погода, правда, чуть изменилась, но еще не холодно. Просто солнце спряталось. Побегай немного.
Он казался маленьким и несчастным. Мэри села рядом.
— Я принесла тебе фуфайку и красивые шерстяные свитеры. Надень свитер, и тебе сразу станет теплее.
Но даже в фуфайке и толстом свитере он все равно дрожал от холода.
В это трудно было поверить, потому что, хотя солнце и скрылось за облаками, в воздухе заметно потеплело. Небо было покрыто пушистыми тучами, оно спустилось прямо на вершины деревьев и, казалось, не только скрыло от земли солнце, но и заглушило все звуки. Замолкли птицы, и, когда с озера взлетела утка, они вздрогнули — так громко махала она крыльями. И озеро даже всколыхнулось от испуга. Но как только птица скрылась из виду, коричневая вода снова стала неподвижной и непрозрачной, и в ней ничего не отражалось. Воздух был так
Обедать им не хотелось. Слишком много усилий пришлось бы в этом случае приложить. Мэри и Саймон съели ложку-две, а Кришна совсем отказался от еды. Он лежал, свернувшись калачиком, и, по-видимому, дремал.
— Чересчур переволновался вчера,— сказал Саймон.— Во-первых, была возможность полакомиться сардинами, а во-вторых, мне показалось, будто я услышал лису, и повел его посмотреть. Он ни разу не видел лисы, вот я и решил, что ему интересно.
— Видели?
— Нет. Но зато видели, как Ноакс охотится. Прижимается к земле, ползет, извиваясь, и вдруг — бах! И все. Мы, правда, жертву не видели, но зато слышали. Кришне, по-моему, это не очень понравилось. Противно, когда убивают. Из-за этого он долго не спал.
— Мне жарко,— захныкал Кришна.
Саймон встал.
— Иди-ка ты лучше в грот и поспи как следует.— Он потрогал лоб Кришны и вроде удивился.— Еще бы тебе не было жарко,— тут же нашелся он,— если в такую погоду ты напялил на себя все фуфайки и свитеры, словно мы на Северном полюсе! С ума ты спятил, что ли?
Он говорил тем озабоченным тоном взрослого, который Мэри уже давно от него не слышала. «Неужто он в самом деле забеспокоился»,— подумала она. Но если и да, он ничего больше не сказал, отвел Кришну в грот, вернулся, вытирая платком лоб, и предложил выкупаться. «Это единственное, что можно делать»,— заметил он.
Вода была теплая, как в ванне. Плавать было лень, они лежали на спине, лениво шлепая кистями рук, а невидимое глазом течение несло их на середину озера. Волосы закрыли Мэри лицо, щекоча рот, но ей было лень отбросить их назад. Вместо этого она без единого движения, как бревно, перевернулась на живот и принялась смотреть в воду. В солнечный день можно было разглядеть пучки водорослей, похожих на призрачный лес, в ветвях которого вместо птиц таились рыбки, а один раз ей довелось увидеть, как девять крупных форелей — она их пересчитала — устроились в неглубокой выемке и лежали так неподвижно, что она решила их поймать, но не тут-то было...
Сегодня же был один сплошной коричневый мрак, словно кто-то взял огромную ложку и помешал ею на дне озера, превратив воду в суп. Мэри, не дыша, плыла лицом вниз до тех пор, пока не коснулась руками ковра из кудрявой травы. Тогда, хватая ртом воздух, она подняла голову, ища Саймона.
Его нигде не было видно. Небо стало почти черным, и кругом было так темно... Не только Саймона, но и берега не было видно...
И тут сверкнула молния. Не зигзаг, который мелькнул и пропал, а ослепительный свет, словно вдруг включили электричество. И тут она увидела выглядывающую тюленем из воды голову Саймона.