Сбежавший из вермахта
Шрифт:
И старший фельдфебель круто повернулся к сидевшему за печатной машинкой унтер-офицеру.
– Ну что скажешь, Лефлер, не оставить ли его у нас, на коммутаторе, как?
– Но у нас же есть Вертер, Петтерс, Линднер. Парни хорошие, нам их хватает.
– Согласен. Но твой друг Вертер часто болеет, поэтому мы направим его в санитарную часть, пусть там лечится и помогает камрадам выздоравливать. А вот этого новичка, я думаю, оставить у себя. Он нас позабавит. Иногда нам тоже нужно поразвлечься! Особенно после того, как мы выпьем ликера из Данцига с золотыми опилками. – Он громко рассмеялся.
Сидевший унтер-офицер не высказал по этому поводу никакого восторга. Вертер был его другом, он сидел на коммутаторе,
– Вертер настоящий мастер в своем деле, он умеет ремонтировать телефоны, – недовольно произнес унтер-офицер.
– Но и болтает больше всех, порой не то, что нужно, – раздраженно ответил старший фельдфебель и благосклонно кивнул Эриху: – Ну, герр артист, откуда ты родом, где выступал?
– Я из Франкфурта-на-Одере, герр старший фельдфебель, выступал в местном городском театре.
– Очень хорошо. А покажи-ка нам свое умение. Ты только что из дома, тепленький, знаешь театральную жизнь. Давно не был я в варьете. Посмеши-ка нас. Готовы послушать самый сальный анекдот! – Он громко рассмеялся. – Особенно люблю я про этих, про потаскушек. Ну давай! Видел я один фильм про рыцаря Кальбуца, у которого было триста девушек. Вот уж он с ними порезвился. Ха-ха-ха! Что же ты молчишь?
Эрих не знал, что отвечать. Разыгрывать сценки не было никакого желания. Они только что с дороги. Устали. Им бы раздеться, переобуться, выпить горячего чая, а тут тебе предлагают устроить концерт в штабе…
– Я драматический актер, герр старший фельдфебель, я участвовал в спектаклях с другими актерами. Это не варьете. И фильма про Кальбуца я не видел.
– Вот те на! Что это значит?
– Я исполнитель ролей в классических пьесах Шекспира, Гёте, Шиллера.
– Ага, классики. Значит, шибко ученый… Прав, Лефлер, такой артист нам едва ли пригодится. Значит, так, запиши этих двух, страхового агента и мастера по спиртам, в нашу резервную роту, пусть парни наберутся там опыта, Вертера оставить на прежнем месте, а вот герра артиста отправить на передовую. – Фельдфебель, сощурившись, зло посмотрел на Эриха. – В первый батальон его, к майору Хойсу. Там вы узнаете, что такое настоящее боевое варьете. Там под огнем противника проявляйте талант драматического артиста. Классик хренов! Побегайте там с катушкой по пересеченной местности. Можете в напарники взять с собой еще двух классиков, Гёте и Шиллера. А нам нужны простые комедианты. Мы хотим веселиться.
6. Боевое крещение
Так Эрих попал на передовую в батальон майора Герда Хойса, оттуда его направили в роту лейтенанта Уве Шмидта, который распределил его дальше, в подразделение связи, которым командовал старший фельдфебель Штефан Браун. Хоть и напугал старший фельдфебель из штаба полка Эриха передовой, но на самом деле все оказалось не так страшно. От старослужащих солдат Эрих успел наслушаться немало полезных премудростей: как держать себя с начальством, как ходить в разведку, как маскироваться и не выдать себя, что делать, если внезапно встретишь Ивана. От них же узнал, что командир роты, лейтенант Уве Шмидт, его земляк, из Франкфурта-на-Одере. Он воюет в России с начала кампании 1941 года. Человек не злой. Своих солдат в обиду никому не дает.
Военной муштре, обращению с оружием Эриха два месяца обучали в Германии в казармах под Франкфуртом-на-Одере. Там он сапогами чеканил шаг на бетонном плацу, ползал под колючей проволокой, стрелял из карабина по мишеням, рыл траншеи, из окопа бросал гранаты. Но командир взвода телефонистов фельдфебель Штефан Браун считал, что все эти учебные мероприятия в мирных условиях мало что дают. Они больше годятся для рассказов нежным фрейлейн. Порох надо нюхать не на стрельбище, а в ходе реальных смертельных боев, в перестрелке, когда противник жаждет тебя уничтожить, сравнять с землей, и когда ты сам проникаешься к нему такой же ненавистью и жаждешь его уничтожить. Немецкая ненависть против русской! Это и есть война. Были на учениях танки? Нет. Вот так-то. Ползет на тебя русский танк Т-34. Что ты будешь делать? Стрелять по броне из пулемета бесполезно. Кинешь гранату – не долетит. И глубокий окоп не спасет. Танк гусеницами если не раздавит, то засыплет и утрамбует. Как быть? От танка никуда не скроешься. Если ты не уничтожишь его бронебойным снарядом, то он уничтожит тебя, это точно. Берегись русских танков!
Через неделю службы из полка донесся слух, что к ним с проверкой собирается прибыть пехотный генерал-инфантери. Это сообщение со скоростью беглого огня распространилось по батальонам и далее по ротам и взводам. Точный срок его прибытия не знал никто. И в штабе батальона ничего определенного сказать не могли. Канцелярские работники пожимали плечами, что означало: не мешайте выполнять нам свои обязанности. Если знаем, то не проболтаемся, придет время, вам объявят. Адъютант генерала, которого дважды засекли в штабе полка, знал только одно, что генерал прибудет, обязательно прибудет, но вот когда, это неизвестно, ждите.
После зимних холодов особых наступательных операций не проводилось. У немцев возникли проблемы с подвозом, с ружейным маслом, которое замерзало на морозе в минус двадцать градусов. Требовался глицерин, но и его подвозили не всегда вовремя. Синтетический бензин не подавался в карбюраторы, автомашины глохли, плохо двигались. Все переключались на лошадей, на тягловую силу. Но и животные не выдерживали низкую минусовую температуру. Им требовались отапливаемые помещения. А где доставать для них корм?
Только с началом апреля мороз начал отступать, солнце все дольше зависало на небе, и временами оно так пригревало землю, что начинали течь ручьи. Пехотный батальон вместе с полком оберста Эльснера отходил в Белоруссию на заранее подготовленные позиции. Вернее, не отходил, а откатывался. Говорили, что фронт проявлял эластичность. Увы, но прежние оставленные позиции уже никак нельзя было назвать укрепленными. Партизаны постарались разрушить их, траншеи взрывали, окопы засыпали, доты уничтожали. Так что многие оборонительные рубежи приходилось создавать заново. Как говорило высшее начальство, тактическое выравнивание фронта столкнулось с непредвиденными сложностями. На самом деле это было отступление. С боями, с потерями, со встречными атаками, но все же отступление.
Генерал был участником сражений с первого дня войны. Он испытал радость побед в летней кампании, пережил неудачу разгрома под заснеженной Москвой. Он видел обмороженных солдат без зимней одежды и потому ругался с хозяйственниками и снабженцами, которые в самые холода оставили солдат и офицеров без теплых вещей. И сам невольно повторял путь Наполеона – сидя в закрытом «опеле», двигался от Москвы, в сторону Смоленска.
О нем говорили как о человеке, следовавшем букве и духу армейского устава, стремившемся к строгой дисциплине и порядку на всех уровнях. И в то же время он был своим, полевым командиром, камрадом, проявлял отеческие чувства к парням, дравшимся с врагом. И теперь камрадам нужно было приводить в порядок свой френч, проверить все пуговички, чтобы они были пришиты на свои места, чтобы бляха блестела и сапоги надраены до глянца. Поэтому, как говорили в штабе полка, вся процедура посещения линии фронта должна была быть тщательно подготовлена, чтобы, не дай бог, не произошло каких-либо неприятностей и недоразумений. Приказ из дивизии поступил в полк, полк пустил распоряжение по батальонам и ротам – принять генерала со всеми надлежащими почестями, обеспечив ему все необходимые удобства. В роте приказ донесли до каждого пехотинца.