Сбежавший из вермахта
Шрифт:
Теперь каждый четко знал, за что воюет, почему далеко от родины защищает свое отечество. Порядок наводился в бункерах, траншеях, дотах. Начищались также пушки, оружие и даже в окружающем лесу собирали брошенные бытовые отходы. А вдруг захочет заглянуть туда и увидит желтые лунки или замерзшие кучи? Уборкой занимались каждый день. Блиндажи выглядели как новенькие, койки заправлены, стекла блестели, никаких пустых бутылок, пачек от сигарет. Все кучи мусора закопали, засыпали снегом. К приезду генерала все было готово. Но вот беда, все эти мероприятия по уборке местности, чистота и глянец, которые наводились в полной тишине, привлекли внимание противника. Как, каким образом? Подослали лазутчиков?
Наблюдатели с той стороны заметили-таки странное оживление у немцев. Не знали, что оно означало, и
Но нет худа без добра. Все эти инспекционные проверки не только подстегивают, но и воодушевляют. Общение с генералом настраивает. В этот раз, видимо, не судьба. Все осталось по-прежнему, все на своих местах. Немцы постреливали в сторону русских, русские постреливали в сторону немцев. На третий день после мощной артиллерийской подготовки, после грохочущих залпов тяжелых орудий большевики всполошились, послали своих Иванов в атаку. Началось сражение. По полю в снежных клубах впереди катились танки, стреляли по прицеленным позициям, следом бежали фигурки русских солдат, стреляли, падали, поднимались и снова бежали.
Бой разгорался не на шутку. Батальон Эриха готовился отразить атаку, но своих позиций сдавать не собирался. Ни шагу назад, такой был приказ. Стоять до последнего солдата. Эриха отправили в передовые траншеи и окопы налаживать связь. С немецкой стороны заговорили бронебойные 88-миллиметровые пушки, засвистели мины, застучали пулеметы. Старший фельдфебель сидел в наблюдательном окопе, укрепленном толстыми бревнами, и в бинокль рассматривал наступавших. Он докладывал: «Один русский танк завертелся на месте, у него лопнула гусеница. У второго запылала башня». Эрих, сидя у полевого телефона, записывал и предавал эти сведения в штаб. Он сам видел, как горевшие русские танкисты выпрыгивали в снег. Их брали на прицел снайперы. Огонь велся такой, что голову от бруствера было страшно оторвать. Русские залегли. Немцы в атаку не поднимались, командиры выжидали, что предпримут русские. И едва те поднимались, как с немецкой стороны тотчас начинали строчить пулеметы, свистели мины. Русские тоже усилили артиллерийский обстрел. Фонтаны земли и снега взлетали вверх с обеих сторон. И сверху на немецкие окопы сыпались комья земли со снегом. Поле зияло воронками. И вдруг – давящая уши тишина. Ни одного выстрела. Все словно прислушивались, что предпримет враг. Иваны тотчас поползли, принялись забирать убитых и раненых, оттаскивали все что можно на свои позиции. Танки тоже отошли. Атака захлебнулась. Немцы перевели дух. Но этот бой показал, что русские не успокоятся, будут продолжать наступление, значит, впереди бои, бои, бои… И Эриху придется еще не раз тянуть на передовую телефонный кабель, обеспечивать бесперебойную связь, подниматься из окопа и, согнувшись, бежать вперед вдоль передовой, находить разрывы на линии, падать в снег, хватать его пересохшими губами, вынимать кусачки и думать, когда же кончатся мучения немецкого артиста на фронте? Неужели эта война будет длиться вечно? И еще он думал о том, почему боевой генерал не приехал на передовую. Уж не испугался ли?
7. Голый русский
В России ужасный климат. Зимой снега по колено, и мороз пробирает до костей. Никакие поддевки под шинелью не спасают. По примеру русских, ботинки и сапоги утепляли изнутри газетами. Так пытались спасти от леденящего холода ступни ног. Печки грели плохо. Чтобы они не дымили, в них забрасывали древесный уголь, от этого у них понижался жар. Правда, когда пригревало солнце, то можно было расслабиться и вздохнуть спокойно, казалось, что тепло не за горами и скоро весна, начинается таяние снегов, потекут ручьи. Но это означало, что вся техника скоро снова утонет в грязи, Donnerwetter!
Как не вспомнить дядьку Отто, пожелавшего Эриху идти в пехоту? Попал бы он в артиллерию, то пришлось бы ему вытаскивать пушки то из снега, то из грязи. Он видел, как артиллеристы по колено в жиже волокли свои орудия. Однако больше всего угнетало другое – при этом безжалостном климате невозможно было удовлетворить свои, сложившиеся на родине, естественные потребности. Нет нигде ни пива, ни вина, нет ни ливерной, ни кровяной колбасы, никаких девушек, никакого застолья и немецкого «Prosit». Каменный век. И весна в этой стране очень странная и апрель непонятный. «April, April, er weiss nicht, was er will» [3] .
3
Апрель, апрель, сам не знает, чего он хочет (нем.).
…Шинель осталась в блиндаже. Снег уже сошел, и сапоги скользят по размокшей глине. Над головой голубое небо, сияющее яркое солнце. Погода совершенно не типичная для второй половины апреля, на небе ни облачка. На губах чувствуется солоноватый привкус пота. Сверху давит каска. Все-таки три фунта чистого железа. Хоть и привык к ней, но шея от долгого ношения начинает болеть, тесемки трут. Ах, как хочется пить! О пиве все давно забыли, хочется просто холодной воды. Надо умыться и набрать с собой.
Впереди озеро, оттуда доносится плеск. Там точно гуляет рыба. По узкой тропке Эрих и его напарник баварец Вилли Бауэр крадутся к берегу. Надо подойти незаметно. Иваны расположились дальше, за озером. Задача у Эриха и Вилли простая – наполнить канистры чистой питьевой водой. Затем, если удастся, рыбки наловить – у них с собой пара сачков – в камышиной заводи водятся жирные караси.
Впереди появилось открытое водное пространство – озеро. Справа крутой песчаный берег, на взгорке разбитая кирха, русская церквушка, слева берег гладкий и камыши. Кругом мелкий кустарник, редкие кривые ивы, почки на ветках уже набухли. Дядька Отто говорил, что древесина у ивы мягкая, годится на мелкие поделки, а кору можно использовать на дубление кожи. Но у русских ивы особые, крепкие, Эрих попробовал вырезать себе ложку, только затупил нож. Слава богу, в этих местах стреляют редко, так, больше для устрашения, земля ничейная. Ранее эту ничейную полоску земли возле церкви русские использовали для своих особых нужд – снег растаял, и ветерок доносил оттуда ядовитые запахи помойки.
Командир взвода, в котором оказался Эрих, старший фельдфебель Штефан Браун, выражался более определенно – эти Иваны специально у нас под носом это устроили. Надеются нас таким образом выжить. Не выйдет. Тем не менее не советовал совать нос в эти «заповедные места». Русские могли заминировать свое «добро». Они горазды на всякие мерзопакостные кунстштюки.
В качестве показательной меры фельдфебель приказал соорудить образцовый немецкий полевой клозет. Оборудовали его в ельничке, подальше от блиндажей и траншей. Он соответствовал всем правилам расположения армии в полевых условиях. Откопал фельдфебель где-то инструкцию кайзеровских времен, в которой давалась схема простого солдатского нужника, и установил два длинных тесаных бревна на козлах. Нижнее, очищенное топором, а верхнее отшлифованное рубанком. На верхнее следовало взгромоздиться голой задницей, сапоги на нижнем. Рядом песчаная горка и лопата. Сделал свое дело, закопай. И никаких запахов. Никаких инфекций. Почему же русские так не поступают? Почему для отхожих дел им нужно необозримо большое пространство?
Три дня назад старший ефрейтор Хассо Вендт вместе с рядовым Руммелем ходили к озеру за водой и наловили там карасей. Во взводе их встретили как героев: жажду утолили, соседей свежей рыбой угостили. И хвастались, вот мы какие шустрые, под носом у Иванов воды набрали и рыбы наловили. Саксонец Вендт, по профессии пивовар, вообще отличался особым чутьем на чужое продовольствие, особенно на шнапс. Стоило его послать в какую-нибудь деревушку с пустяковым заданием, так он без продуктов не возвращался. Его сухарная сумка всегда была набита съестным. Как правило, приносил с собой еще бутылку местного спиртного. Зачастую это был простой самогон или по-немецки фузель. Любил Вендт это зелье.