Сборник рассказов
Шрифт:
Вот раскатился по небу гром, а бабушка говорила:
– У нас то в деревни почитали, что это Илья пророк на колеснице катает! А хто его знает - может, так оно и есть... Ну, вот мы и пришли.
Домик был старым, довольно обветшалым, хоть и не до бедственного состояния. В некоторых квартирах, по случаю дождя, зажгли свет; откуда-то слышалась старая музыка...
Вот подъезд - с чердака слышалась частая капель, там же мяукнула кошка.
– Ну ж, Барсик! Кис-кис-кис! По лестнице слетел весьма откормленный, рыжий Барсик.
– Вот и он! Ну что - поди нагулялся, хулиган. Ну, пошли, пошли - накормлю я тебя сейчас... Проходите,
– старушка открыла дверь.
В маленькой прихожей было тепло, уютно; пахло цветами; девушкам даже показалось, что перенеслись они из обычного мира в мир снов, что в какую-то пещеру населенную сказочными, разумными зверями попали они.
Вот один из этих зверей - маленькая, белая собачка вышла из комнатки, завиляла хвостиком своей хозяйке, тявкнула восторженно.
– Вот там у меня кухонька.
– бабушка указала на маленькую кухоньку, где на подоконнике в горшочках распускались цветы, а в клетке, на подставке возле столика, чирикала канарейка.
– А вот здесь живу я.
– бабушка указала на маленькую комнатку, откуда вышла собачка; почти полностью загораживая одну из стен, стояло там пианино, у другой стены стоял письменный стол, над ним - стеллажи с книгами и старые фотографии, наконец, в углу - маленькая кроватка.
– Вот так вот и живем.
– вздохнула бабушка.
– Я, Барсик, да Тим... Муж то мой, Афанасий Карпович, на войне погиб... Другого полюбить я не смогла, так вот и живу памятью о нем; ну, а звери - они, ако братья да сестры помогают мне, особенно в зимние то месяцы. Вот так в зимние то вечера - за окном ветер воет, пурга метет, а Барсик - не по себе так станет. Но запрыгнет ко мне Барсик на колени, замурлычет... Вот и знаешь уж, что не одна ты на этом свете; вспомнишь юность - военная то юность была, а все ж, все только светлое вспоминается - как верили, как любили...
Старушка вздохнула - видно было, что ей многое - очень многое хочется девушкам поведать, и она молвила:
– Вы разувайтесь, на кухню проходите. Сейчас я вам чайку приготовлю.
– Нет, нам бы...
– вздохнула Каня.
– Нам бы... как бы здорово было, если бы...
– Что, доченька?
– Если бы вы взяли того котеночка, что в сумке сейчас спит.
– Отчего ж то и нет? Я ж вижу, как вы за него болеете. Ну вы из сумки его доставайте, да на кухню проходите, там и договорим.
Каня улыбнулась - сразу показалось ей, что за спиной крылья выросли.
– Каня, ты прямо как свеча сейчас.
– рассмеялась Люда, когда девушки на кухню проходили.
Бабушка тоже улыбнулась:
– Вот уж сколько лет смех здесь такой не звучал. Сейчас, словно родник из под пола пробился. Вот всю квартиру светом своим золотистым залил!
Тут и Каня улыбнулась...
Девушки помогли бабушки приготовить чай, и вскоре уже, закусывая баранками разговорились.
Бабушка взяла на руки котенка и тот, почувствовав доброту ее, замурлыкал.
– Назову я его... а, может, вы его уже как величаете?
– Нет - просто котенок, облачко, братик.
– улыбнулась и впрямь похожая на свечу небесную, Любовью сияющая Каня.
– Очень хорошо. Пусть будет - Облачком. Уж очень он и впрямь на маленькое, теплое облачко похож. Облачко...
– старушка провела своей большой, морщинистой ладонью по этому Облачку и тот, замурлыкав сладко, потянулся...
– У меня он не пропадет - вырастит в настоящее Облако.
– говорила через некоторое время старушка.
–
За окном уже засияло вечерним, мягко-бордовым, вечерним светом небо; а с мокрых ветвей, шумя по листьям, стремились к земле - частички ушедшего дождя, капли.
– Мы обязательно, обязательно будем к вам заходить!
– сияющим, светлым голосом молвила Каня.
– И к вам, и к братику моему!
– только сдержанность Канина, только скромность ее, не давали проявиться этим чувствам как-то более ярко.
В душе же Каня над полями летела, пела, и в хороводе, вокруг солнца кружила. Как же счастливо ей было - братик ее попал в хорошие, в замечательные руки, и хоть иногда - хоть три, четыре раза в месяц - нет - чаще!
– они будут видится.
– И я тоже буду заходить!
– воскликнула, озарила квартиру верой в жизнь, в Любовь Люда. Рассмеялась и Каня - это был прекрасный, не с чем несравненный, так редко слетающий с уст ее смех.
Старушка распахнула окна навстречу этому прекрасному, майскому вечеру и он певучим вальсов ворвался в квартиру, по кухоньке, по прихожей, по комнатке пролетел; заполнил все собою, зачирикал, засмеялся, подхватил; небесным простором все наполнил.
* * *
Надо ли говорить, что Миша прибывал в мрачнейшем состоянии.
Приехав в свой подмосковный город, он идя по улицам, видел весь майский мир, мрачнейшим; всех людей враждебными, все пустым, вязким.
Он смотрел на небо, но и небо казалось ему выжатым, темным, бессильным сделать хоть что-то. И везде ему бросалась в глаза какая-то ржавчина, а долетающих голосах - насмешка, издевка над его чувствами.
– Каня. Каненька.
– шептал он.
– Хоть ты и любишь другого, хоть и взглянула ты на меня сегодня с презреньем, все равно - Люблю тебя. Люблю душу твою, которая сквозь очи, сквозь душу твою Любовью светится. Люблю тебя, всем сердцем, всей силой душевной! И я не живу без тебя, ибо кроме тебя и нет у меня ничего - весь мир - пустота, ржавчина, злоба, суета подлая. А ты есть Бог, Вселенная - все, все ты для меня, Каненька. Ты даже поспешила прочь услышав нынче мой голос, а, значит, вызываю я в тебе отвращение; значит никогда не ответишь ты на мои чувства. Что ж... быстрее бы в ванну, да и прочь из этого подлого существования!
Он ворвался в квартиру, буркнул что-то на ничего для него значащий вопрос матери и заперся в ванной, где сразу же включил горячую воду.
Наблюдая за тем, как расплывается за покрывающим зеркало паром, его лицо, прошептал:
– Вот так и чувства твои растворятся под временем. Нет - ты будешь мучаться - мучаться долгие годы; ты сожжешь себя в этом безответном чувстве, потом умрешь старым, немощным, разбитым, так ничего и не достигшим. Все одно умрешь - так какая же разница сейчас или тогда - через мгновенье. Ведь вся жизнь, вся эта суета, и даже чувства мои тогда, в час смертный, покажутся одним мгновением - одним мучительным, иссушившим меня мгновеньем; таким же мгновеньем, черт подери, как и прошедший месяц! Он страшно заполнен был чувствами этот месяц, но он и пронесся, как одно мгновенье, черт подери!.. А что трудно: лезвие надавить на вены вовсе даже и не больно, легко; потом сесть в ванную, чувствовать расслабленность всю большую и большую...