Сборник рассказов
Шрифт:
– Ну, теперь все, Катя! Документ есть. Гроб завтра будет. И через два-три дня схороним.
– И ты отмучаешься, Катя, и мы, - всхлипывала Наталья.
– Я што, я ничаво, - чуть шамкала старушка, лежа, как ее научили, в позе мертвой.
– Попоить тебя?
– Попои, сестренка, - отвечала старушка.
– А то все, все болит. Тяжко.
– Скоро кончится, - заплакал Василек.
Гроб внесли на следующий день. Василек запер дверь на ключ - мало ли что. В комнате оставались еще Наталья Петровна, Митя и будущая покойница.
–
– Не мучьте меня!
– ответил Митя.
– Да я хочу только на горшок, а не в гроб. В гроб - не сегодня, закапризничала вдруг старушка.
– И правда, пусть еще полежит в постели, - вмешалась Наталья.
– Зачем сразу в гроб. Сегодня никого не будет, одни свои. Пусть немного понежится в кроватке. Последние часы, - она опять жалостливо всплакнула.
– Путь-то далек.
На том и решили. Василек ушел к себе в соседнюю комнату - бредить. Митька сбежал.
Ночью Катеринушка храпела. И Наталье от этого храпа спалось беспокойно.
К утру старушка во сне вдруг взвизгнула: "Не хочу помирать, не хочу!"
И Наталья, обалдевши, голая встала и села в кресло.
"Наверное, все сорвется", - подумала она.
Но проснулась старушка как ни в чем не бывало и насчет того, чтобы бунтовать там, ни-ни. Во всем была согласная.
Но внезапно у нее возобновились физические силы. Старушка была как в ударе, точно в нее влили жизненный эликсир: сама встала с постели и начала бодренько так ходить, почти бегать по комнате. Этого никто не ожидал.
– Если ты выздоровела, Катя, - заплакала Наталья, - так и живи. А справку мы разорвем, пусть нас засудят за обман, лишь бы ты жила.
Василек согласно кивнул головой.
– Хоть в тюрьму, а ты живи.
Гроб стоял на столе, рядом с самоваром. Наталья, полуголая от волнения, сидела в кресле, а Василек с Катеринушкой ходили друг за другом вокруг стола с гробом.
– Да присядьте вы оба, - вскрикнула Наталья.
– В глазах темно от вас.
Они присели у самовара за столом, у той его части, которую не занимал просторный гроб, сдвинутый почему-то к другому краю.
– Самовар-то вскипел, Наталья, - засуетился Василек.
– Напои хоть нас с покойницей чаем. Она ведь всегда чай любила.
– Чай и живые любят тоже. Кто чай-то не любит, - заворчала Наталья и разлила по чашкам, как надо.
– Живи, Катя, живи, если выздоровела.
– Да как же я вас теперь подведу?
– отвечала Катеринушка, облизывая ложку из-под варенья.
– Вас же посадить теперь могут из-за меня. Скажут, например, фулиганство или еще что... Нет уж, лучше я помру.
– Да ты что?
– выпучил глаза Василек.
– Тюрьма - она все же лучше могилы. Подумаешь, больше года не дадут. Стерпим. А то и отпустят, не примут в тюрьму. Все бывает.
– Я теперь помирать охотница стала, - задумчиво проговорила Катеринушка, отхлебывая крепкий чай.
– Хлебом меня не корми.
– С ума сошла, - брякнула Наталья.
– Если безнадежно с болью, то, конечно, лучше помереть, а если выздоровела, то чего же не попрыгать и не подумать на воле. Земля-то большая.
– Не пойму я себя, - тихонько заплакала Катерина.
– Куда мне теперь идтить? К живым или к мертвым? К вам или к прадеду? Помнишь его, Наталья?
– Помню.
– Я подумаю, - сказала Катеринушка, - но вас все равно не подведу. Чего-нибудь решим.
Василек и Наталья переглянулись. Наталья закрыла глаза.
– Нет, ты живи, Катя, живи, - тихо сказала Наталья.
– Я и живу, хоть и покойница, - прошамкала старушка и стала двигаться вокруг стола.
Вскоре она так же внезапно, как почувствовала ранее прилив сил, ослабела. И ослабела уже как-то качественно иначе, по-особому.
– Нет, то был обман, с силушкой-то, - проскрипела Катерина.
– Слабею я. Это конец, Наташа.
– И что?
– хрипло спросила Наталья.
– А что? Лягу в гроб, как задумали...
– Может, не стоит?
– осведомился Василек.
– А чево? Обман был с силою, и все, - старушка, задумавшись, еле-еле двигалась по комнате, хватаясь за стулья.
– Ох, упаду сейчас. Насовсем, чуть слышно сказала она.
Ее уложили. Катеринушке становилось все хуже и хуже.
Вдруг старушка, словно набравшись последних сил, проговорила:
– Хочу в гроб. Но сама. Кладите гроб на пол, как корыто. Я лягу в него. А вы потом перенесите меня на стол.
Старушка вскочила. Гроб поставили на пол перед ней.
– Премудрость прости, - вдруг тихо-тихо проговорила Катеринушка и нырнула живая в гроб.
После этого как-то по-вечному затихла. Василек закряхтел. С трудом родственнички подняли гроб на стол. Украсили, как полагается, цветами. Митя вдруг зарыдал. Старушка открыла один глаз и посмотрела на него.
– Уймись, Митя, не шуми, - засуетился Василек.
– Все сорвешь нам. Не тревожь старушку... Чего ревешь как медведь? Убегай отсюдова подальше!
Митя опять сбежал.
На следующий день пришли какие-то отдаленные подруги.
– Помогать нам не надо! И сочувствовать тоже! Чего пришли-то? Выкатывайтесь, - осмелился на них Василек.
Но Наталья задушевно не согласилась с ним, подруги постояли, посидели минут десять и ушли.
– Не суетись так, дедуля, - всплакнула она.
– Тишина должна быть в доме, в конце концов. Из уважения к покойнице. Ведь сестра она мне родная... Хам.
Василек обиделся и ушел. Наталья вышла в туалет. Внезапно дверь тихо приоткрылась, и в комнату влез, слегка постанывая, младенец Никифор. Он тихонько подошел к ложу Екатерины Петровны. Старушка скорбно вытянула руку из гроба и ласково потрепала его по щеке. Никифор не удивился - для него и так мир был как плохая сказка. Он изумился бы скорее, если б рука не протянулась. Но он пожалел старушку, думая, что жалеть надо даже пенек.