Сцены из провинциальной жизни
Шрифт:
Да, я помню Южную Африку. Я помню Токай-роуд, помню фургоны, набитые узниками, направлявшиеся к Поллсмоор. Я очень хорошо все это помню.
Нельсон Мандела, конечно, сидел в Поллсмооре. Вас удивляет, что Кутзее не упоминает о том, что Мандела находился по соседству?
Манделу перевезли в Поллсмоор позже. В 1975 году он еще был на Роббен-Айленд.
Конечно, я совсем забыл. А как насчет отношений Кутзее с отцом? Они с отцом какое-то время жили вместе после
Несколько раз.
Вы видели отца в сыне?
Вы имеете в виду, был ли Джон похож на отца? Внешне — нет. Его отец был меньше, более хрупкий: опрятный человек небольшого роста, по-своему красивый. У него явно были проблемы со здоровьем. Он тайком пил, курил и как-то не заботился о себе, тогда как Джон был убежденным трезвенником.
А в другом отношении? Были ли они похожи в чем-нибудь другом?
Оба были одиночками. Ни с кем не водили знакомства. Были подавлены — в более широком смысле слова.
А как вы познакомились с Джоном Кутзее?
Сейчас я вам расскажу. Но сначала хочу спросить: я кое-что не поняла в тех страницах из его дневников, которые вы мне прислали. Эти абзацы, выделенные курсивом, — «Расширить» и так далее — кто их написал? Вы?
Нет, их написал сам Кутзее. Это как бы памятные записки, адресованные самому себе. Он написал их в 1990-м или 2000 году, когда подумывал переработать свои дневники в книгу. Позже он отказался от этой мысли.
Понятно. Итак, каким образом я познакомилась с Джоном? Впервые я столкнулась с ним в супермаркете. Это было летом 1972 года, вскоре после того, как мы переехали в Капскую провинцию. Кажется, в те дни я проводила много времени в супермаркетах, хотя наши потребности — я имею в виду себя и своего ребенка, — были совсем скромными. Я ходила за покупками, потому что мне было скучно, потому что мне нужно было выбираться из дома, но главным образом потому, что в супермаркете я ощущала покой и радость: простор, белизна, чистота, тихое шуршание колес тележек. А еще там был большой выбор: разные сорта соуса к спагетти, зубной пасты и так далее и тому подобное. Это действовало на меня умиротворяюще. Я отдыхала там душой. Другие женщины, которых я знала, играли в теннис или занимались йогой. Я ходила за покупками.
Тогда был зенит апартеида, 1970-е, так что в супермаркете попадалось мало цветных — конечно, за исключением персонала. А еще там редко встречались мужчины. Это также доставляло мне удовольствие. Не нужно было ничего изображать. Я могла быть собой.
Там было мало мужчин, но в токайском филиале «Пик-н-Пэй» я время от времени замечала одного. Я обратила на него внимание, но он меня не замечал, так как был слишком поглощен покупками. Мне это нравилось. Внешность его мало кто назвал бы привлекательной. Он был сухопарый, с бородой, в очках в роговой оправе и в сандалиях. Он выглядел в супермаркете не на месте, как птица — из тех птиц, что не летают, или как рассеянный ученый, который вышел из лаборатории и по ошибке забрел не туда. У него был слегка неухоженный вид, вид неудачника. Я подозревала, что в его жизни нет женщины, и, как оказалось, была права. Ему явно нужен был кто-то, чтобы о нем заботиться, какая-нибудь ветеранка-хиппи с бусами и волосатыми подмышками, без косметики, которая делала бы покупки, стряпала и убирала, быть может, еще и снабжала его наркотиками. Я находилась так далеко от него, что не могла разглядеть ног, но готова была биться об заклад, что ногти на ногах не подстрижены.
В те дни я всегда чувствовала, когда на меня смотрит мужчина. Я чувствовала на себе мужской взгляд, иногда неуловимый, иногда явный. Вам не понять, о чем я говорю, но любая женщина поймет. А этот на меня не смотрел. Совершенно не замечал.
Но однажды все изменилось. Я стояла перед полкой с канцелярскими товарами. Рождество было не за горами, и я выбирала бумагу для упаковки подарков — знаете, бумагу с веселыми рождественскими мотивами: свечами, рождественскими елками, северными оленями. У меня случайно упал рулон, а когда я наклонилась его поднять, то уронила второй. И тут услышала мужской голос у себя за спиной:
— Я подниму.
Конечно, это был ваш герой, Джон Кутзее. Он поднял оба рулона, которые были очень длинные, примерно с метр, и вернул мне — при этом, намеренно или нет (я до сих пор не знаю), он прижал их к моей груди. Секунду-другую он, можно сказать, тыкал меня в грудь этими рулонами.
Конечно, это было возмутительно, но почему-то не имело значения. Я постаралась никак не реагировать: не опустила глаза, не покраснела и, разумеется, не улыбнулась.
— Благодарю, — сказала я безразличным тоном, отвернулась и вернулась к своим делам.
И тем не менее в этом поступке было что-то личное, и не было смысла притворяться, будто это не так. Потускнеет ли он и затеряется среди остальных интимных моментов, покажет только время. Но этот неожиданный поступок было нелегко выбросить из головы. Вернувшись домой, я даже зашла так далеко, что сняла бюстгальтер и осмотрела грудь. Конечно, на ней не было никаких следов. Просто грудь. Невинная грудь молодой женщины.
Затем, пару дней спустя, когда я ехала домой на машине, то заметила его, мистера Тыкалку, который тащился по Токай-роуд с сумками для покупок. Недолго думая, я остановилась и предложила подвезти (вы слишком молоды, чтобы это помнить, но в те дни еще предлагали подвезти).
Токай 1970-х был новым, быстро застраивающимся пригородом. Хотя земля была не дешевая, строили много. Но дом, в котором жил Джон, принадлежал к более ранней эре. Это был один из тех коттеджей, в которых жили фермерские рабочие, когда Токай еще был фермерской землей. В дом провели электричество и водопровод, но все равно он был довольно примитивен. Я высадила его у ворот, он не пригласил меня зайти.
Время шло. Затем как-то раз, случайно проезжая мимо его дома, стоявшего прямо на Токай-роуд, главной магистрали, я увидела Джона. Он стоял в кузове своего пикапа, лопатой перебрасывая песок в тачку. На нем были шорты, он был бледен и выглядел не особенно сильным, но, по-видимому, справлялся.
Это зрелище было странным, поскольку в те дни белый мужчина обычно не занимался неквалифицированным физическим трудом. Работа для кафров — вот как это называли, работа, за которую платили кому-нибудь, чтобы тот ее выполнил. То, что тебя застали за подобным занятием, с лопатой в руках, было пусть и не постыдно, но все же необычно.
Вы просили меня дать вам представление о том, каким был Джон в те дни. Но я не могу нарисовать картину без фона, иначе вы чего-нибудь не поймете.
Я понимаю. Я имею в виду, что согласен с этим.