Сцены провинциальной жизни
Шрифт:
— Обязательно приходи посмотреть… — Она запнулась. — Ты когда приезжаешь?
Я насторожился.
— Завтра вечером, а что?
— Придешь к нам с Брайеном в гости?
— Если ты действительно хочешь… — Теперь у меня упало настроение.
— Так я тебя жду завтра вечером. До свидания, зайчик.
— До свидания.
Я оглянулся на Роберта — он стоял у камина и слышал весь разговор.
Роберт молчал. Я тоже. Наконец я спросил:
— Может быть, мы все с ума посходили?
Я спросил это совершенно серьезно.
ЧАСТЬ
Глава 1
А ПОКА СУД ДА ДЕЛО…
Я сидел в открытых дверях своей дачки и слушал, как в листве шелестит дождик. Кусты и деревья стояли в полной летней красе. Боярышник отцвел до конца, и на нем уже завязались зеленые ягодки — кисти пока не поникли под их тяжестью, и они задорно торчали вверх; ясень выпустил хохолки семян, украшенных хорошенькими крылышками. Июнь подходил к концу. Первый срок, назначенный Томом для отъезда, давно миновал; близился день, когда минует и второй. Прямо напротив меня, не обращая внимания на дождь, с дерева, словно самолеты-истребители, пикировали овсянки; по полю с важным видом расхаживали сороки. Стояло субботнее утро, и я дожидался Миртл.
Да, как это ни дико вам покажется, но сегодня ко мне собиралась явиться Миртл — и явиться, сколько я мог судить, в лучезарном настроении. С того самого дня, как у Миртл завелась собака, все ее поведение говорило лишь об одном: что живется ей замечательно. Том, с высоты своего всеведения, напыщенно витийствовал о приливах и отливах; я сомневался, что дело в этом. Что-то шальное пробивалось сквозь эту веселость; она попахивала истерикой. Это радостное возбуждение представлялось мне непрочным: оборвется в одну секунду, так же внезапно, как наступило, и Миртл еще глубже погрязнет в отчаянии. Том считал, что я преувеличиваю.
— Ты слишком много берешь на свою ответственность, — говорил он. — Все-то тебя касается.
Поразмыслив, я пришел к заключению, что, пожалуй, он прав. Я понаблюдал за Миртл, и у меня немного отлегло от души. Встречи наши проходили легко, беззаботно и, по-видимому, ни к чему не обязывали. Конечно, я спрашивал себя, ведает ли Миртл, что творит. Никто не посмеет сказать, что я не задавался этим вопросом — равно как и другими — тысячу раз. Впрочем, вам, может быть, интересней узнать ответ? Должен признаться, что отвечал я себе на сухом, деловом языке, хоть и считаю его не самым привлекательным способом выражения мыслей. Миртл продолжала наши отношения, руководствуясь принципом; «День прошел — и ладно». Вероятно, накануне банкротства человек все равно продолжает ходить к себе в контору, звонить но телефону и вкушает радости творчества, составляя деловые письма. Так и Миртл, накануне банкротства любви.
При отношениях по принципу «день прошел — и ладно» общаться с Миртл было сплошное удовольствие.
Найдя способ примириться со своей совестью, мне было уже нетрудно примириться снова с собою в целом. В конце концов, Миртл сама так решила. «Помни! — твердил я себе. — Это она так решила!» Меня очень поддерживала эта мысль — что Миртл сама так решила.
Дождь перестал, и я вышел нарвать цветов. В живой изгороди цвел шиповник, белый и розовый; розовый был усыпан пунцовыми бутонами. Я сорвал один, хотя
Я медленно побрел домой, подкидывая ногою камушек.
Я шел и думал про Тома. На этой неделе в их отношениях со Стивом наметился резкий перелом. Пока что я успел выслушать одну сторону, но и это достаточно меня угнетало.
Встретились мы с Томом в центральной библиотеке, по чистой случайности. В просторном зале, с галереей поверху, пол был натерт до зеркального блеска и всегда пахло воском и скипидаром. Книжные полки стояли торцом к стене на равном расстоянии друг от друга, образуя ряд альковов. Люди серьезные уединялись в эти альковы молча посидеть над книжкой, молодежь — поамурничать шепотом. Я находил, что такой амурно-литературный уклон заслуживает всяческого уважения, ибо располагает людей серьезных к амурам, а легкомысленных — к серьезному чтению.
Подозреваю, что Том не хотел попадаться мне на глаза. Однако, совершая обход книжных полок с противоположных сторон, мы в конце концов столкнулись нос к носу. Застигнув Тома врасплох, я еле его узнал. Лицо у него было серое, его черты словно окаменели.
— Что с тобой? — спросил я.
— Немного расстроен. Больше ничего.
— По какому поводу?
Том не отвечал. Он направился к библиотекарю поставить штамп, я — за ним, и мы вышли вместе. На улице он помедлил в нерешительности.
— Я пройдусь с тобой, — сказал я. Было примерно полседьмого, время ужина, и улицы опустели. Стоял прохладный ясный вечер, и наши отражения сопровождали нас от витрины к витрине.
— Что еще выкинул Стив?
— Как ты узнал, что это Стив? Я точно знал, что это не Миртл, так как не сомневался, что все его охи и вздохи по ее адресу — чистая липа.
— Догадался.
— Он объявил мне вчера вечером, что уезжает в отпуск с родителями.
Я не уловил, в чем трагедия.
— А тебе что?
— Мне то, что я сам собирался с ним в отпуск.
— Ты в Америку собирался, Том.
— До того, как уеду в Америку.
Я на минуту замолк. Вот и подтвердились наши подозрения — никуда-то он не уедет. Я вспомнил, о чем мне рассказывал Стив в вокзальном буфете.
— Когда же ты все-таки уедешь?
— Потом. — Он нетерпеливо отмахнулся. — После… Милый Джо, не поддавайся ты так своим страхам.
Я сказал:
— Понятно. И куда ты хотел с ним поехать?
— Во Францию. Он хочет исправить себе произношение. Сколько раз я видел смешные стороны отношений, построенных по схеме «патрон и протеже»! Теперь они повернулись ко мне совсем иной стороной. Когда Том говорил, что Стив хочет поправить свое французское произношение, в словах его слышалась искренняя забота. Мне живо представилась картина: Стив прохлаждается в парижском бистро, возможно, попивая перно, и добивается, чтобы его совратила дамочка за кассой — это так он себе исправляет произношение.