Счастье Мануэлы
Шрифт:
Спокойствие старухи вывело сеньору из себя.
— Я хочу отсюда уйти! Ты мне надоела! — закричала она, размахивая руками. — Я хочу, чтобы меня осмотрел настоящий врач, а не знахарка или этот шарлатан, к которому ты меня отправила!
Хосинда остановилась, опешив от такой наглости. Чтобы поставить Исабель на место, старуха решила высказать наболевшее.
— Я тебя отправила к врачу, который не задает вопросов, не берет денег заранее, не спрашивает разрешения на операцию у семьи, так же, как и я, — на одном дыхании выпалила
Сеньоре Салинос стало немного не по себе. Она вспомнила неприятную сцену в кафе, из которого ее едва не вышвырнули, и если бы не Хосинда, то неизвестно, чем бы все закончилось…
— Я же сказала, что заплачу, — смутилась сеньора. — Когда я даю слово, я его держу.
Хосинда презрительно хмыкнула и рассмеялась.
— Свое слово можешь приберечь для тех, кто тебя знает. Здесь оно ничего не стоит, — старуха назидательно подняла вверх палец и продолжила: — Здесь ты всего лишь несчастная женщина с изуродованным лицом, а я в этом крае почти что святая.
«Да, она права», — Исабель опустила голову и заплакала.
Хосинда задумчиво посмотрела на подопечную и отошла к плите.
— Тебе надо поесть, — мягко проговорила она и, накладывая в тарелку рис, бросила через плечо: — Не плачь, все уладится…
Сеньора Салинос, которая даже не могла вытереть слезы, зарыдала еще громче.
— Я больше не могу… Я не выдержу!.. — всхлипывая, призналась она.
Старуха молча взяла ложку и, зачерпнув еду, попыталась засунуть рисовую кашу в рот Исабель. Молодая женщина резко вскочила и оттолкнула знахарку. Громко закричав, сеньора смела со стола все приборы и бросилась на кровать. Зарывшись лицом в подушку, Исабель от отчаяния заскрипела зубами.
Хосинда молча убрала осколки со стола и принялась подметать хижину. Через полчаса она подошла к уже успокоившейся сеньоре и обиженно заметила:
— Одно хочу сказать — от усердия ты не умрешь.
— Я не люблю работать, — отрывисто бросила молодая женщина.
— За все время, что ты здесь, ты штанов себе не постирала…
Исабель приподнялась на локте и вздохнула.
— Для этого у меня были слуги.
Хосинда подавила короткий смешок.
— Это я поняла, как только взглянула на твои руки, — хмыкнула она, погладив Исабель по голове.
Сеньора, ощутив шершавую ладонь знахарки, в сердцах вымолвила:
— У меня была такая нежная кожа!
— Кожа белоручки, — съязвила старуха и отошла к окну.
В комнате вновь воцарилось молчание. Знахарка занялась работой по дому, а Исабель, так и не встав с постели, вновь окунулась в воспоминания.
Когда солнце взошло уже довольно высоко, сеньора первой нарушила тишину.
— Хосинда, я решила вернуться домой…
Старуха, не поверив своим ушам, оглянулась.
— Значит, решилась таки… —
— Мне нужны деньги на операцию. Я не хочу, чтобы меня видели, пока я не стану такой, как была раньше… — с воодушевлением принялась мечтать Исабель.
— А когда станешь такой прекрасной, как раньше, ты явишься перед ними, и они падут на колени! — Хосинда уже неплохо изучила характер подопечной.
Однако интонация, с какой знахарка произнесла эти слова, заставила Исабель опуститься на землю.
— Скорее всего, они придут в ужас, — вздохнула женщина. — Они испугаются…
— Почему?
— Потому что считают меня погибшей. Меня уже похоронили, а мертвецов никогда не встречают с радостью, — пояснила Исабель, вспомнив о газете с некрологом.
Хосинда сочувственно молчала, понимая, как тяжело было сеньоре принять решение о возвращении.
— А мне наплевать! — вдруг взорвалась Исабель. — Я вернусь им всем назло и займу то же место, что и раньше. Они будут преклоняться предо мной, независимо от того, нравится им это или нет.
Молодая женщина встала и, подойдя к старухе, зашипела ей прямо в лицо:
— А знаешь, почему это будет так?.. Потому что память обо мне навсегда останется в том доме!
Сеньора Салинос была настолько страшна в это мгновение, что Хосинда едва не лишилась чувств.
— Исабель… — только и смогла выдохнуть она.
Решение было принято, и Хосинда договорилась со своими знакомыми, чтобы те подвезли ее с подопечной до окрестностей Буэнос-Айреса. Знахарка вызвалась сопровождать Исабель, тайно надеясь, что сеньора передумает и откажется от своей бредовой идеи. Надежды старухи не оправдались. Исабель все-таки настояла на своем…
Они стояли на обочине широкого шоссе, ведущего в город, и Хосинда, ласково поглаживая руку подопечной, грустно вздохнула.
Сеньора с тоской посмотрела на дорогу, кишащую машинами, и проговорила:
— Пришло время прощаться. Дальше я пойду одна.
Знахарка, едва сдерживая слезы, предупредила:
— Знай, что есть место, куда ты всегда сможешь возвратиться…
Голос старухи дрогнул, и Исабель испугалась, что не выдержит и тоже расплачется…
— Спасибо, Хосинда, я не останусь в долгу перед тобой, — поблагодарила она и, протягивая записку, спросила: — Может быть, мы встретимся на этом месте через несколько дней?
— Я буду там, — твердо пообещала старуха. — Береги себя и постарайся быть осмотрительной. Я уверена, что тебя ждут опасности и непредвиденные обстоятельства…
«Опять она за свое!» — вздрогнула сеньора и, вздернув подбородок, ответила:
— Я защищаю то, что по праву принадлежит мне. Прощайте…
Резко повернувшись, Исабель быстро пошла вдоль шоссе и вскоре скрылась за пеленой тумана. Хосинда долго смотрела ей вслед, едва слышно повторяя:
— Боже, помоги ей…