Счастье – не пение жаворонка
Шрифт:
А на пороге дома Амелии и Степана Акимовича появился – не запылился местный участковый, молодой лейтенант полиции Дима Ребров. Он сначала для приличия постучал, довольно громко и уверенно, кулаком в дверь и деду, и внучке с порога сказал:
– Здравствуйте, Степан Акимович! Привет, Амелия, красавица наша особенная! Уже совсем взрослая и, как всегда, неотразимая! Я тебе скажу, Амелия Игнатьевна, срок ты свой отмотаешь. За долгие годы отсидки ещё краше сделаешься.
– Да, ты садись, Дима, – по-деловому и степенно предложил
Ни для кого не было большим секретом в Кедровой Выси, что справедливый, но, как бы, всем родной и близкий в посёлке, лейтенант полиции Ребров почти никогда не отказывался от угощений в виде доброго стакана спиртного, и никто из начальства и земляков такое явление ему в упрёк не ставил. Потому что иногда позволял он себе расслабиться в конце дня.
А такое увлечение спиртным не бросается в глаза, да и был он парнем спокойным, уравновешенным и справедливым к окружающим. Объективным и неподкупным.
Ведь и алкоголиком его назвать ни в коей мере нельзя было. Нормальный человек, физически здоровый и умственно не отсталый. Но сейчас участковый уполномоченный сделал вид, что ему до фонаря предложения Рудых на тему – выпить и закусить.
– Скандальная баба Бакова всех уже в Кедровой Выси достала, – начала Амелия гнуть свою линию. – И чего я должна за неё в тюрьму садиться? Ни фига себе!
– Ну, если заслужила, то почему бы ни присесть годика на два-три, – то ли шутя, то ли серьёзно сказал лейтенант. – Перевоспитываться же, как-то, надо.
– А ничего, что она меня и мою покойную мать жаворонками назвала? – возмутилась Амелия. – Мы же люди, а не птицы.
– Жаворонок и его пение, вполне, симпатичная птаха, – заметил участковый Ребров. – Ворона со своим карканьем гораздо неприятней.
– А как я должна была её после этого ещё назвать, – сказала девушка. – Ворона – она и есть ворона.
– Жестоко ты поступила, – стояло на своём полицейский. – На уважаемую даму нашего посёлка вылила ведро ледяной воды.
Участковый Ребров положил форменную шапку на топчан. Снял и служебный полушубок, пристроил на вешалке. Потом снова сел.
Он справедливо и деловито заметил:
– Раиса Егоровна – женщина не совсем в молодом возрасте, но она не собиралась принимать ледяной душ. Причём, заметь, морозной зимой. А то, что она вредная, как-то, понять можно. Ты, Амелия, молодая, но давно не ребёнок уже. Красивая, но хулиганистая дамочка. Почему ты такая вся… бандитская? Когда же т остановишься? Ведь у тебя уже такой не первый случай.
– Первый, – возразила Амелия. – Больше случаев не имелось, Дмитрий Свиридович. Ничего больше не было.
– Если ты считаешь, что бутылку ты об голову шофёра Камолова разбила просто так, то, – пожал плечами Ребров, – и тот случай тоже не первый.
– Чего ты, Дима, говоришь такое! – старик Рудых откровенно возмутился. –
– Но тут ничего не доказано, – возразил полицейский. – Может быть, на него, пьяного, просто помутнение нашло.
– Этот Камолов – родной племянник одного из чинуш угольного разреза «Косогорный», – заметила Амелия. – Там давно уже частная лавочка. У кого – большие деньги, тот и прав.
– Вовку Камолова, мерзкого гада, как перед богом скажу тебе, товарищ участковый, – сказал Степан Акимович, – я замочил бы за свою внучку… с одного выстрела. Я не молод. Терять мне нечего, и стреляю я справно.
– Родственные связи здесь не причём, – заверил Степана Акимовича участковый полицейский. Получился спорный вопрос и недоказанный на счёт попытки насилия. Да и Амелии в полицию сразу надо было обратиться…
– К кому обратиться? К господу богу? – сказал Рудых. – Знаем мы эти обращения! Но меня другое удивляет. Почему в участковые у нас берут на службу вот таких неумных и ещё глухих.
– Ну, знаешь, Степан Акимович, за оскорбление власти можно… Сам понимаешь, – как ребёнок, обиделся Дима Ребров. – Почему ты считаешь, что я глупый и, к тому же, глухой? Ничего не вижу и не слышу.
– Глупый ты, Дима, потому, что таким на свет родился, – пояснил хозяин дома. – А глухой… Ты что, не слышал, что ли? Я тебе предложил самогонки выпить. Считай, только для запаха. А ты чего не вдумался, что ли? У тебя последние уши… ослепли?
– Слышал я про самогонку, Степан Акимович. Отчётливо слышал. Сижу вот и думаю маленько на эту тему потому, что я при исполнении. Но даже если я и соглашусь… на ваше горячее гостеприимство среагирую, – убеждённо и твёрдо дал им понять лейтенант полиции, – то, всё равно, от штрафа вы не отделаетесь. Так по-справедливости будет правильно, да и мне план надо выполнять… по оштрафованным гражданам. У нас ведь сейчас с этим строго.
– Будет тебе штраф. Мы не такие уж и бедные. Чай, не совсем уж без денег сижу. Амелия, накрывай на стол! – Рудых широко улыбнулся, понимая, что исход дела предположительно получится не таким уж и скверным. – Дорогой гость пришёл. Когда ещё он к нам заявится. А ты, Дима, на Амелку-то мою глаза не пяль! А то и не посмотрю, что ты в полицейском бушлате ходишь.
– Больно мне надо, – чистосердечно ответил Ребров. – Моя жена ничем не хуже твоей хулиганистой внучки.
– Верно, Марина у тебя замечательная. Самая настоящая сибирская кровь, – согласился с гостем при исполнении дед Степан. – Красивая у тебя жена. Это точно. За её здоровье обязательно надо выпить.
Улыбающаяся Амелия, не ожидая особого приказания от деда, пошла в сени за закуской. Она тоже, как и Рудых, сообразила, что дело принимает не такой уж и плохой оборот. Степан Акимович встал на ноги и подошёл к холодильнику. Открыл его дверцу и достал оттуда литровую бутылку с самогоном. Вынул из горлышка пробку и понюхал её.