Счастье по наследству
Шрифт:
— Спасибо. Я лучше здесь.
— Тогда я попрошу принести сюда кресло поудобнее.
— Спасибо.
Мне приносят не только кресло, но и плед. Кресло действительно удобное — с широкой спинкой и подлокотниками. Плед больничный, хлопковый, и не сильно уж греет, но я кутаюсь в него, потому что он даёт ощущение уюта. Мне это сейчас нужно, потому что шок отходит и меня немного начинает колотить. А что, если бы я не проснулась? Ведь, первое, что сказал мне Лекс, когда я вбежала в туалет: «Кажется, испортил тебе Рождество». Не
Около часа дня Лекс просыпается. Глазёнки под полузакрытыми веками смотрят в одну точку. Он все ещё бледный, со страшными синяками под глазами и обескровленными губами. Которые начинаются кривиться, когда я сжимаю холодную ручку и тихо зову:
— Лекс. Лекси. Привет, маленький. Ну, как ты?
Он начинает тихо ныть, поскуливая и глубоко вздыхая.
— Ну, чего ты? Не плачь. Всё хорошо.
Мои слова не успокаивают. Лексу необходимо пожаловаться на свою беду, заново её пережить и переосмыслить, и, как и любой семилетний мальчик, сделать это он может только слезами.
— Ну, подумаешь, выполоскало тебя. Велика беда! Живот не болит, температуры нет — всё же в порядке.
— Боли-ит, — скулит он, и я моментально подскакиваю с кресла и жму кнопку вызова медсестры.
Приходит доктор, ощупывает живот. Не находит ничего подозрительного, добавляет в капельницу спазматическое, и мы снова остаёмся одни.
— Я хочу домой, — просится Лекс.
— Доктор обещал нас отпустить к вечеру, если ты будешь умницей и выполнять все его указания.
— Я выполняю.
— Выполняешь, — соглашаюсь я. — А сейчас закрывай глаз и постарайся ещё поспать.
— Ты не уйдёшь?
— Куда же мне идти? Ведь ты же здесь.
— На тебе пижама.
— На тебе тоже.
— Как же мы пойдём домой в пижамах?
— Скажем, что мы с маскарада. Спи, Тим Ганн. Что-нибудь придумаем. (Тим Ганн — бессменный наставник участников шоу «Проект Подиум» — прим. автора)
Я и правда выбежала из дома в одной пижаме, поверх которой накинула худи и первое попавшееся пальто. Представления не имею, где его скинула. Надо будет поинтересоваться у медсестёр на посту. Телефон, слава богу, в кармане кофты, поставлен на беззвучный режим, и раз за разом в животе отдаётся вибрация на каждое входящее сообщение. Поздравления с Рождеством — что ещё это может быть, поэтому я их не проверяю. Моё же Рождество спит на больничной койке, и я молюсь, чтобы, когда оно в следующий раз проснётся, у него ничего не болело.
В четыре Лекс просится в туалет. Медсестра говорит, что это хороший знак и вручает нам мензурку для анализов. Его отсоединяют от капельницы, и я на руках несу сына в уборную. Ручку с катетером он несёт пред собой в страхе его повредить, и я в шутку называю его Адольфом. Лекс давно запрещает мне заходить с ним в ванную, особенно, когда моется, но сегодня я делаю все манипуляции сама. Чтобы не касаться холодного пола, я ставлю его на мои кроссовки, и мы сначала собираем
Через два часа он впервые просит есть. Нам приносят немного куриного бульона, паровую тефтельку и немного морковного пюре. Лекс съедает всё с удовольствием, запивая тёплым сладким чаем. Доктор наблюдает нас ещё два часа, в течение которых мы снова лежим под капельницей, и в начале девятого он говорит, что готов нас отпустить. Я подписываю все необходимые бумаги, получаю от него оранжевые баночки с препаратами, а так же целый лист предписаний. Пока медсестра готовит Лекса к выписке, я иду на пост в надежде найти своё пальто, но его нигде нет. Из дома Лекса вынесли закутанным в одеяло из «скорой», и перед нами маячит чудесная перспектива оказаться на улице в одних пижамах.
— Я посмотрю для вас что-нибудь в отделе забытых вещей, — говорит одна из медсестёр. Я благодарю её и лезу в карман за телефоном, чтобы вызвать такси.
Семь эсэмэсок. С десяток сообщений в Фейс Тайм и соцсетях. Пять пропущенных от Сеймура. Десять — от Фло.
Я понимаю, что у меня жуть какие проблемы, когда телефон в моих руках начинает звонить, в одиннадцатый раз выводя на экран фотографию любимой подруги.
— Ты забыла, что я беременна? Что мне нельзя волноваться? — кричит в трубку Флоренс.
На заднем плане я слышу гул голосов и музыку. Чтобы мне позвонить, Фло пришлось выйти в коридор. Сколько же раз за вечер она это сделала?
— В какой заднице был твой телефон, что ты шла до него целый день? Целый день, Бейтс! С десяти утра я тебе названиваю.
— Прости, пожалуйста, — это всё, на что у меня хватает сил и эмоций.
— Прости? Так, да? — Фло переходит на ультразвук. — Знаешь, как сложно за два дня организовать развлекательную программу для мальчика, который любит железную дорогу? Это нереально! Просто нереально! Но я сделала это, а ты! Ты…
— Фло, не кричи.
— Поздно! Шон сказал, что надерёт тебе задницу. Я с удовольствием в этом поучаствую.
— Я же говорила тебе, что не собираюсь на приём. Зачем же программа?..
— Затем, что клоуны два часа просидели перед твоим домом, потому что у меня сердце щемило от тоски, когда я слушала про твоё постельное Рождество. Хочешь запереть себя в четырёх стенах? Окей, твой выбор. Но парню зачем страдать?
— Ты… ты пригласила для Лекса клоунов?
— Представь себе, да! Вот такая я добренькая тётя Фло.
— Миссис Бейтс, вот это должно подойти, — медсестра протягивает мне парусиновую парку и дутую куртку с эмблемой «Моряков». Поверх неё она кладёт вязаную бело-синюю шапочку. — Не беспокойтесь, все вещи чистые.
— Спасибо, я обязательно их верну.
Я закрываю рукой трубку, когда говорю это, но, похоже, не очень успешно, потому что тон Фло сразу становится подозрительным.
— Что это ты там собралась возвращать? — спрашивает она, а у меня не находится сил придумать подходящее объяснение. Поэтому я игнорирую вопрос и пытаюсь быстро свернуть разговор.