Счастливые привидения
Шрифт:
Когда девушка и полицейский стали огибать сквер возле церкви, налетел ветер со снегом, им пришлось остановиться, и тогда в диком хаосе они услыхали пронзительные радостные голоса, похожие на крики чаек:
— Он здесь! Он вернулся!
— Знаете, я очень рада, что он вернулся, — ровным голосом говорит девушка.
— О чем это вы? — нервно переспрашивает полицейский, застыв как вкопанный рядом с ней.
Ветер ослабел, и они двинулись дальше. Когда они идут вдоль забора, им кажется, что двери церкви открыты, и окна тоже открыты, и в диком порыве ветер гонит голоса.
— Удивительно,
Полицейский опять замер на месте. Он не может говорить.
Так они стоят, прислушиваясь к взывающим из воздуха и из церкви неясным голосам.
— Я слышу смех, — вдруг произносит девушка.
Из церкви доносится басовитый лукавый неумолкающий смех — странные, но явственные звуки.
— Я слышу его!
Полицейский молчит. Он испуган и, словно пес, поджавший хвост, стоит, вслушиваясь в непонятный шум, доносящийся из церкви.
Похоже, ветер разбил одно из окон, и они видят, как он несет клубы снега внутрь, отчего в церкви как будто становилось светлее. Вдруг раздается грохот, вслед за которым слышится фыркающий смех, который ни с чем нельзя спутать. Из-за клубов снега кажется, что в церкви то тут, то там мерцает свет, что по ней летают огромные призраки.
Опять слышится смех, потом яростный шум. Очередной порыв ветра — и с обрывками бумаги, страницами из книг что-то вылетает из черного провала окна, кружится вместе со снегом. Обезумевшей птицей это белое существо взмывает вверх, поднятое ветром, как будто у него крылья, и наконец прибивается к черному дереву. Оказывается, это напрестольная пелена.
Слышится веселая заливистая мелодия. Ветер играет на органных трубах, как на кастрюлях. Обрывки неведомых веселых заливистых мелодий перемежаются взрывами громкого басовитого смеха.
— Вот это да! — восклицает девушка. — Потрясающе. Слышите музыку и смех?
— Я слышу, как играют на органе, — отзывается полицейский.
— А порывы ветра? Пахнет весной. Запах миндаля, вот что это! Потрясающий аромат миндаля. Разве не чудесно?
Девушка торжествующе шагает мимо церкви и приближается к старым домам. Открывает свою калитку.
— Вот я и на месте! — восклицает она после довольно долгого молчания. — Я дома. Большое спасибо, что проводили.
Девушка не сводит взгляда с молодого полицейского. Он белый, как припорошенная снегом стена, и в неясном свете уличного фонаря она прекрасно видит на его лице робость и страх.
— Можно мне погреться? — робко спрашивает он.
Но она понимает, что дрожит он не столько из-за холодного ветра, сколько из-за страха. Из-за смертельного страха.
— Проходите! Если хотите, располагайтесь в гостиной. Только наверх не поднимайтесь, потому что я дома одна. Разожгите в гостиной камин, грейтесь и уходите.
Она покидает его, усадив на большой низкий диван перед камином. Лицо у него бледное и озадаченное. Он провожает ее своими голубыми очами. Поднявшись к себе, девушка запирает дверь.
Утром в студии на втором этаже домика она смотрит на свои картины и смеется. Канарейки щебечут и пронзительно свистят на солнышке, выглянувшем после бури. Холодный снег за окном нетронуто чист, и из-за его белизны кажется, что солнце светит ярче.
Девушка смотрит на
Экономка, молодая, очень приличная женщина с печальным выцветшим лицом (почти все граждане Англии в высшей степени приличные, ведь быть в высшей степени приличным — это типичная английская болезнь), недоумевающе нахмурившись, входит в комнату.
— Мисс Джеймс, вы меня звали? — громко спрашивает она.
— Нет-нет. Не звала. Не кричите, я хорошо вас слышу.
Экономка подняла на нее глаза.
— Вам известно, что в гостиной молодой человек?
— Нет. Неужели! — восклицает девушка. — Ах, это молодой полицейский? Я и забыла о нем. Впустила его переждать метель и погреться. Он еще не ушел?
— Нет, мисс Джеймс.
— Потрясающе! А который час? Без пятнадцати девять! Почему же он не ушел, когда согрелся? Полагаю, надо пойти и объясниться с ним.
— Он говорит, что хромает, — громко, с осуждением произносит экономка.
— Хромает? Потрясающе. Но вечером он не хромал. Только не кричите. Я хорошо слышу.
— Мисс Джеймс, мистер Марчбэнкс придет к завтраку? — с еще большим осуждением спрашивает экономка.
— Не знаю. Но я спущусь вниз, как только приведу себя в порядок. Спущусь через минуту — надо взглянуть на полицейского. Странно, что он еще тут.
Она усаживается на солнышке, у окошка, чтобы подумать. Она смотрит на снег, на голые фиолетовые деревья. Воздух кажется ей разреженным и не похожим на обычный. Неожиданно весь мир переменился, словно лопнула кожа, наружный покров, словно старое залатанное лондонское небо разорвалось и завернулось, как старая кожа, съежилось, и под ним оказалось новенькое голубое небо.
«Это потрясающе! — мысленно говорит девушка. — Я в самом деле видела лицо. Удивительное лицо! Никогда его не забуду. И смех! Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Наверняка, это он. И мне нравится, что он смеется последним. Он потрясающий! Наверно, это здорово, смеяться последним. Чудесное существо! Так и буду его называть, существом. Ведь он не совсем человек.
Как это мило с его стороны — вернуться и тотчас изменить весь мир! Действительно потрясающе! Интересно, Марчбэнкс тоже стал другим? Но Марчбэнкс его не видел. Правда, он слышал его. Интересно, это тоже подействовало? — очень интересно!»
Девушка задумалась о Марчбэнксе. Они были большими друзьями. Уже почти два года. Но не любовниками. Любовниками они не были. Только друзьями.
Если уж на то пошло, она знала, что влюблена в него: эта любовь сидела у нее в голове. Но теперь ее забавляло, что она настолько влюблена в него — умом. Жизнь вообще состоит из сплошных нелепиц.