Счастливый Цезарь
Шрифт:
– Ты прав был, Чиновник! Зря я тебе, дурак, не поверил! – объявил мужичок добродушно.
– Ну вот видишь, сказал ему на это Андрей Петрович, отворяя ему дверь, которую уже приготовился захлопнуть.
Мужичок с любопытством оглядывался.
– Пустовато ты живешь, я смотрю, – сказал он, наконец. – Слушай, Чиновник, а мой двигатель ты все-таки недооценил! – прищурился.
– Ты из горла пил когда-нибудь? – усмехнулся Андрей Петрович.
– Хе! – так и фыркнул в ответ мужичок, мол, о чем ты спрашиваешь?
– Так вот и представь себе,
Мужичок сосредоточился и, по-видимому, очень явственно представил.
– Даа… – сказал он и стал чесать затылок. – Ошибочка вышла! Надо же как неловко получилось! Недодумал! Ну ты меня извини, – повинился он перед Андреем Петровичем. – Я ж отпуск специально взял для этого дела. Надо же! – и снова представил…
– Закон Паскаля – по всем направлениям жмут одинаково внутри жидкости. Это не то что в жизни, где только сверху вниз и нажимают, – добросердечно торжествовал Андрей Петрович.
– С меня причитается, – мужичок стал приглашать.
– Ну что ты! С какой стати… – стал отнекиваться Андрей Петрович.
– Нет, брат, ты меня просветил, я и ставлю! – мужичок был тверд.
– Да мы и не найдем нигде в это время, два часа отстоишь за бутылкой.
– Зачем бутылкой, посидим как положено.
– Посидишь, когда все забито…
– А у меня свояк кооперативный кабак открыл! – объявил изобретатель. – Нам толкаться не к лицу.
И Андрей Петрович сдался.
Богиня на асфальте
В уюте кооперативного кабачка, после расслабляющего действия пшеничной и нежной закуски, которая состояла из языка, домашнего приготовления, селедочки с отварным горячим картофелем и отварной осетринки с хреном (тут же и капуста собственного засола белела свежее снега и хрустела сочностью немыслимой и недостижимой для общественного производства) Андрей Петрович вдруг расцвел душой и по-детски расхвастался перед изобретателем.
– Ты знаешь, какие люди мимо меня проходят, и какими мне приходится, порой, вершить судьбами? – стал объяснять он почтительно слушавшему его мужичку. – Вот как думаешь, кто у меня сегодня перед тобой был? И выдержав молчание: Сам Кай Юлий Цезарь!
– Нуу! это ты малость перегнул! – не поверил изобретатель. – Чего ему тут в нашей жизни делать?
– Вот в том все и дело! Ты сообразительный! – похвалил Андрей Петрович собеседника. – Нечего. Нечего ему тут делать! – крикнул Андрей Петрович. – Он и просил меня, отпусти, мол, меня, Страж, отсюда к иной жизни! А как я его могу отпустить, если у нас у всех заключение пожизненное?!
– Это верно! – согласился изобретатель. – Посожены крепко, на всю катушку мотаем срок.
– Я ему и объясняю, а он говорит, ты, мол, своих возможностей не ведаешь! Это я своих возможностей не знаю, так надо понимать… Ты, говорит, только захоти и пожелай – все исполнится…
– Ох и заливаешь ты, Чиновник! – искренне восхитился мужичок, на что Андрей Петрович так же искренне обиделся:
– Дубина стоеросовая, – сказал он сердито. – Настоящий Цезарь был. У меня ведь, – тут он наклонился к мужичку и шепнул, – зрение, Зрение! особое на такие дела! Другое дело, что со стороны иному, да и вообще мало кому видно, что он – Цезарь! И объявить нельзя – вот в чем беда! Попробуй ты, объяви себя Кулибиным или Пржевальским – в дурдом повяжут!
– Это верно, я много натерпелся пока даже за свой двигатель стоял и боролся! А тут все равно что царем обзовешь себя – не любят люди возвышения.
– В этом все дело! Никакого возвышения не любят, а если оно настоящее – конец! Все как один уничтожать станут! Мол, чем ты лучше меня и по какому праву ты – Цезарь, а я – гов-о?
– Ну и что ты с ним сделал, с Цезарем-то? – вернул мужичок разговор в нужное место.
– Я его в древнюю евойную эпоху отправил, где он не как в нашей жизни – фиалкой в проруби болтается, а всамделишный Цезарь и есть!
– От даешь! – так и зашелся от восторга мужичок. – Здорово!
– А ты не веришь мне, – сказал Андрей Петрович. – И зря!
– Чего ж ты меня не отправил куда-нибудь, где и я повыше окажусь ростом? А, Чиновник, отправь меня тоже? – стал просить мужичок. – Неужели тебе твое зрение во мне никого не обнаруживает, может, из какой будущей эпохи, а!?
– В будущее не пробовал заглядывать, – совсем расхвастался пьяный Андрей Петрович, – а в отношении иной в тебе личности, скажем, князя или чего ты там хочешь – не вижу я никого! Ты не обижайся, потому что ты – Человек! Это в наше время так редко, верь мне, что выше любого князя возвышается! Ты не знаешь, какие на свете водятся уроды!
– Я знаю, – сказал мужичок, – а обидно, что человек ты, скажем, и все тут, и нет никакой в тебе тайны эпохи!
– Я бы и себя отправил, так со мной еще хуже, – стал жаловаться Андрей Петрович. – Ты хоть человек, а меня – вовсе нет! Пустое я, брат, место! Вон, когда я тебя сегодня допустил до себя, даже ты сразу обратил внимание, пустовато, говоришь.
– Я не в этом смысле, – стал утешать его изобретатель.
– Не надо! – остановил его Андрей Петрович. – Я лучше знаю. Пустое! И самое страшное, что не у кого спросить! А так, конечно, если бы я знал, что я, к примеру, Ломоносов, я, может, тоже себя втихаря переправил. Здесь другое страшно, – сказал он, снова понижая голос до шепота. – Куда ни отправишь, назад все равно вернут, опять в то же место!
– Значит, надо в будущее стремиться! – догадался мужичок.
– В том и дело… – смолк Андрей Петрович, раздумывая над будущим.
– Это конечно, если не знаешь себя, то лучше с места не трогаться, – подсказал мужичок. – Однако так чтобы пусто совсем было – не верю я в такое. Свято место не пустует. Так что смотри, как бы не заняли… – стал советовать он Андрею Петровичу стеречься от захватчиков.
– Кому я нужен!? – горько сказал в ответ Андрей Петрович, и тут, как обнаружилось вскоре, он был не прав.