Счастливый конец
Шрифт:
– Да что он такого заговорил, почему меня должно это заботить?
– Непонятно. По-немецки что-то.
Христов протиснулся ближе. Симон, аки мадонна, сидел, нежно глядя на удерживаемого на руках моржонка. Тот пискливо разговаривал и сучил плавниками.
– Это что же такое!
– Христов раскрыл глаза от удивления на грани ужаса.
Гладкая кожица моржонка приобрела коричневый оттенок, а под носом отчётливо проступило чёрное пятнышко квадратной формы.
– Эс ист вихтих ди фергангенхайт цу бетрахен!
– пролепетал моржонок, глядя на Христова своими пуговичными глазками. Тот
– А вот так!
– засмеялся Симон.
– Мы тоже не лыком шиты. Правда, мой маленький? Правда?
– засюсюкал он над моржонком. Тот продолжал лепетать по-немецки, но пуговки теперь следили за Христовым, который под этим игрушечным взглядом ощутил себя неуютно.
– Давайте назовём его Шабтаем, - предложил Филипп, и все радостно поддержали эту идею.
– Давайте ему главную роль в фильме дадим, - предложил Симон и получил затрещину от распоясавшегося осветителя.
– У нас будет три главных роли, - деловито распределил Павел.
– Бефани, будешь девой Марией, косынку надень. Ты!
– он ткнул пальцем в грудь осветителю.
– Будешь Иосифом. А моржонок Шабтай пусть играет вашего чудесного сына.
– Такого не было в сценарии!
– позабыв про Шишкина, вскричал Христов.
– Откуда ты всё это берёшь?
– Я - эффективный менеджер, - спокойно объяснил Павел.
– Люди требуют главную роль - я даю им главную роль. Чего ещё надобно?
– А я требую, чтобы ты прекратил вмешиваться в мою работу!
– Моя работа, твоя работа - всё относительно, - сказал Павел, становясь за камеру. Взмахнув рукой, он провозгласил: - Пришествие волхвов, дубль первый! Филипп, ты подносишь моржонку в дар свою корону. Симон, твоя задача - всучить Марии банку со скипидаром. Аквадей, гоняешься за Иосифом с косой, пока он не запросит пощады. Всем ясно? Поехали!
Христов снова ощутил подземные вибрации, от которых затряслась площадка, и тут же вспомнил про Шишкина. Глянул по сторонам: трещинки разбежались по стенам, пока ещё не глубокие, но зловещие, как чёрная паутина. Плевать на Шишкина, тут бы самому смыться успеть, подумал режиссёр - и тотчас ужаснулся своей подлости. Рабочий день ещё не закончен, а он уже хочет сбежать! И какой он после этого профессионал? Пока Христов мысленно корил и упрекал себя, Филипп торжественно водрузил корону моржонку на голову, Симон всучил Марии скипидар, ухитрившись заработать на нём два динария, а Иосиф упал на колени, умоляя Аквадея сохранить ему жизнь.
– Снято!
– выкрикнул Павел. Безумным взглядом озирая площадку, он хрипло расхохотался.
– Господи, какой же я талантливый ублюдок!
Тут Христов заприметил верёвку среди реквизита: на ней, по идее, должен был повеситься Аквадей во время свадьбы, но теперь у верёвки появилось более благородное предназначение. Павел бегал по площадке, раздавая глупые команды, и режиссёр поборол искушение отчитать наглеца. Пускай побегает, пускай покричит, всё равно ему недолго здесь властвовать, подумал Христов без уверенности. Сунув верёвку за пояс, он бросился было к двери, как вдруг его окликнул женский голос, до того приятный и нежный, что Христов замер
Обернувшись, он увидел перед собой Бефани: она стояла, склонив голову, и прижимала моржонка к груди.
– Прости, дорогая, нет времени, - испуганно отшатнулся Христов.
– Я продюсера спасать бегу!
– Постой, не уходи, - что-то случилось с её голосом, он больше не был визгливым и противным. Бефани скромно глядела на режиссёра, каштановый локон выбился из-под косынки.
– Я хотела извиниться перед тобой за своё поведение.
– Чего?
– обалдел Христов. Опасаясь её стервозных штучек, он отступил на два шага.
– Успокойся, ради Бога! Не надо передо мной извиняться, Бефани!
– Не называй меня так, пожалуйста, - попросила актриса.
– Я больше не хочу быть Бефани. Эта роль, дева Мария... она изменила меня, понимаешь? Теперь я не та, что прежде. Я...
– она улыбнулась, и лицо её засияло внутренним светом.
– Я хочу, чтобы отныне меня называли Марией. Просто Марией.
И она крепче прижала моржонка к груди. Христов опустил взгляд и в ужасе понял, что ласты зверька превратились в детские ручки с цепкими пальчиками. С трудом проглотив слюну, режиссёр отступил ещё на два шага.
– Зи кённен унс унтердрюкен, - сообщил моржонок Шабтай.
– Капитулирен верден вир нихт.
Христов хотел отступить ещё на два шага, но ударился в дверь. Беспомощно завертел головой: трещины в стенах стали шире, а в трещинах клубилась... тьма? Или само небытие? Узнавать не тянуло. Надо было срочно спасти Шишкина, отснять оставшийся материал и бежать подальше, пока вся студия не ушла под землю. Упираясь в дверь спиной, Христов лихорадочно пытался нащупать ручку.
– Где дева Мария?
– злобно суетился Павел.
– Ну-ка быстро сюда! Мы тут работу делаем, а она по площадке разгуливает! Ты сейчас должна вытолкать волхвов взашей. Симон, Филипп, Аквадей - садитесь за стол и требуйте пива. Мария, поторапливайся! Волхвы сами не сгинут, если ты им пинка не пропишешь!
Мария повернулась к оператору, и в голосе её не было гнева и злобы, когда она произнесла:
– Я больше не собираюсь играть в этом фильме. Я ухожу.
– Как ты смеешь!
– лицо Павла перекосило от злобы.
– Быстро становись во второй угол и гони волхвов, плавно передвигаясь к первому! Это будет шедевр, произведение искусства! А не захочешь - уволю.
– Увольняй, - равнодушно сказала Мария.
– Что-о?
– Павел стукнул кулаком в стену и чуть не провалился в трещину.
– Всё, хватит с меня! Ты уволена! Ну, доигралась? Собирай вещички и катись отсюда! Иосиф, тащи сюда гроб. Мария трагически скончалась, и ты её оплакиваешь, пока волхвы требуют пива.
– Я десять лет была актрисой, - проговорила Мария.
– Подумать только, десять лет! Я сменила множество лиц и имён, я воображала, что это моё призвание, но... Нет! Я просто хотела сбежать от себя!
– она погладила моржонка по голове, на которой уже начали расти волосики.
– Я пыталась сбежать, потому что боялась себя, боялась и ненавидела. И вот я снова нашла себя. Теперь ваши игры мне ни к чему.
– Она повернулась к Христову и протянула правую руку, удерживая левой Шабтая.
– Пойдём.