Щелкни пальцем только раз
Шрифт:
— Будь у нее состояние, она бы оставила его этому кошачьему приюту, — сказал Томми. — На этот завещательный отказ почти наверняка уйдут все деньги. Мне почти ничего не останется. Впрочем, не больно-то и надо.
— Она так любила кошек?
— Не знаю. Вероятно. Я никогда не слышал, чтобы она о них упоминала. По-моему, — задумчиво сказал Томми, — ей доставляло большое удовольствие говорить своим старым друзьям, когда они навещали ее: «Я вам кое-что оставила в своем завещании, дорогая», или: «Эту брошку, которая вам так нравится, я завещала вам». На самом же деле она ничего никому не оставила, кроме кошачьего
— Могу спорить, она прямо блаженствовала при этом, — развивала его мысль Таппенс. — Я воочию вижу, как она говорит всем своим старым подругам то, что ты сейчас сказал мне. Или, скорее, так называемым старым подругам, ибо я не думаю, что они были людьми, которые ей действительно нравились. Просто она забавлялась тем, что дурачила их. Не хотелось бы такое говорить, но ведь она была старая ведьма, разве нет, Томми? Только вот ведь что странно: вроде и ведьма, а все равно ее любишь. Надо ведь уметь получать какую-то радость от жизни, даже когда ты стар и тебя упрятали в богадельню. Нам придется ехать в «Солнечный кряж»?
— А где другое письмо, от мисс Паккард? Ах да, вот оно. Я положил его вместе с письмом от Рокбери. Да, она пишет, что остались некоторые вещи, которые теперь, очевидно, являются моей собственностью. Она взяла с собой кое-какую мебель, когда перебралась туда жить, ты знаешь. И, разумеется, остались ее личные вещи. Одежда и все такое. Я полагаю, кто-то должен посмотреть их. Ну, и письма, и другая мелочь. Я ее душеприказчик, так что, наверное, это лежит на мне. Не думаю, что там есть нечто нужное нам, правда? Разве что тот маленький письменный стол, который мне всегда нравился. По-моему, он принадлежал дядюшке Уильяму.
— Ну, можешь взять его на память, — сказала Таппенс. — А остальное, я полагаю, нужно просто отправить на аукцион.
— Так что тебе, по сути, незачем туда ехать, — сказал Томми.
— О, но я хотела бы съездить.
— Хотела бы? Почему? А не боишься, что тебе будет скучно?
— Что — просматривать ее вещи? Нет, не боюсь. Наверное, я не лишена любознательности. Старые письма и антиквариат всегда интересны, и я считаю, что надо посмотреть на них своими глазами, а не отправлять сразу на аукцион или доверять посторонним. Нет, мы поедем вместе, посмотрим ее вещи и узнаем, нет ли среди них чего-нибудь такого, что мы хотели бы оставить. Ну и вообще, все уладим.
— Нет, правда, почему ты хочешь поехать? У тебя ведь есть какая-то другая причина, верно?
— О боже, — вздохнула Таппенс, — это так ужасно — быть замужем за человеком, который столько о тебе знает.
— Значит, есть-таки другая причина?
— Да вроде нет.
— Ладно, оставь. Не так уж ты любишь копаться в барахле других людей.
— Я считаю это своим долгом, — твердо заявила Таппенс. — Нет, единственная другая причина…
— Ладно, выкладывай.
— Мне очень хотелось бы повидать… ту, другую старую кошечку снова.
— Что?! Ту, которой мерещилось мертвое дитя за камином?
— Да, — ответила Таппенс. — Я хотела бы еще раз поговорить с ней. Мне хотелось бы знать, что было у нее на уме, когда она все это говорила. То ли она что-то вспомнила, то ли просто себе навоображала? Чем больше я об этом думаю, тем необычнее все кажется. Что заставило ее думать, будто это мертвое дитя могло быть моим? Я похожа на человека, у которого был мертвый ребенок?
— Даже и не знаю, как, по-твоему, должен выглядеть человек, у которого умер ребенок, — ответил Томми. — Я бы так не подумал. Во всяком случае, Таппенс, наш долг съездить туда. Решено: напишем мисс Паккард и договоримся о дне. А ты, может, заодно и побалдеешь на стороне…
4. Дом на картине
Таппенс глубоко вздохнула.
— Все как прежде, — сказала она.
Они с Томми стояли на ступеньках «Солнечного кряжа».
— А почему бы и нет? — ответил Томми.
— Не знаю. Просто у меня какое-то ощущение, что время в разных местах идет с разной скоростью. Возвращаешься куда-нибудь и чувствуешь, что время тут проносилось со страшной быстротой и что наверняка многое изменилось. Но здесь… Томми… ты помнишь Остенде? [2]
2
Остенде город, порт, климатический курорт в Бельгии на Северном море
— Остенде? Мы ездили туда на медовый месяц. Разумеется, помню.
— А ты помнишь, какая там висела надпись? ТРАМВАЙСТОЙ — то-то мы посмеялись. Она казалась нелепой.
— По-моему, это было в Кноке, а не в Остенде. Неважно, главное, ты помнишь. Ну, а здесь применимо другое слово-гибрид — ВРЕМЯСТОЙ. Просто время тут стояло без движения. Похоже на историю о привидениях, только все наоборот.
— Не понимаю, что ты такое буровишь. Ты что, собираешься стоять тут весь день, рассуждая о времени, и даже не нажмешь на кнопку звонка? Тети Ады ведь здесь уже нет. Значит, хоть что-то да изменилось.
Он нажал на кнопку звонка.
— Это единственное, что изменилось. Моя старушка будет пить молоко и говорить о каминах, а миссис… как ее там… проглотит наперсток или чайную ложку, а смешная маленькая женщина выскочит из комнаты и писклявым голосом будет требовать свое какао, а мисс Паккард спустится по лестнице и…
Дверь отворилась. Молодая женщина в нейлоновом халате произнесла:
— Мистер и миссис Бересфорд? Мисс Паккард ждет вас.
Она уже собралась было, как и в прошлый раз, провести их в ту же самую гостиную, когда по лестнице спустилась и приветствовала их мисс Паккард. Держалась она, с учетом обстоятельств, менее оживленно, чем обычно. Мисс Паккард была докой по части соболезнований и всегда знала, какую дозу сочувствия выдать, и когда, чтобы не привести гостей в замешательство. Семьдесят лет — вот отпущенный по Библии срок пребывания человека на земле, а в ее заведении смерть редко наступала раньше.
— Так хорошо, что вы приехали. Я все аккуратно разложила. Я рада, что вы приехали так быстро, потому что уже три или четыре человека стоят в очереди на поселение у меня. Я уверена, вы правильно меня поймете и не подумаете, будто я вас подгоняю.
— О нет, что вы, мы все понимаем, — заверил ее Томми.
— Вещи все еще в комнате, которую занимала мисс Фэншо, — объяснила мисс Паккард, открывая дверь комнаты, в которой они видели в последний раз тетю Аду. У комнаты был тот заброшенный вид, который появляется, когда кровать покрыта чехлом от пыли, а из-под него торчат аккуратно сложенные одеяла и подушки.