Щит героя
Шрифт:
– А как быть с аттестатами?
– Так и быть - записывать, что есть. Не исправил до конца школы двойку по географии, записать. Это будет значить, что в географический вуз Ване хода нет. А на работу повара, слесаря пожалуйста, а, допустим, в почтовое ведомство атанде...
– Заманчиво, - говорю я, - но вы не боитесь, Гриша, что такой порядок может резко снизить уровень образования вообще?
– По-вашему, уровень образования определяется отметками? Да, судя по отметкам, мы все такие грамотные, дальше некуда, а остановите на улице сто человек подряд и спросите: "Чем знаменит, да вообще, кто такой Бальбоа?", сколько ответят - два или один!.. А между прочим, чем Бальбоа не Колумб! Не Чистые пруды, а как-никак Тихий океан открыл!
– Слушайте, Гриша, а почему бы вам публично не выступить, не внести предложение?
– спрашиваю я.
– Мне?
– В черных Гришиных глазах смятение.
– Вы что, шутите?
– Почему?
– Мое дело учить пацанов. Этим я и занимаюсь. А тех, которые всюду лезут - в газету, в телевидение, я вообще не уважаю. За такого напишут и пусть все перепутают, а он все равно рад фамилию свою в газете увидеть.
– Но как на практике вы можете изменить систему отметок?
– Очень просто. Своим мальчишкам я оценок почти не выставляю. По месяцу, по два. Чего зря людей дергать, ярлыками обвешивать? Каждую работу разбираю, растолковываю, что хорошо сделано, что можно бы лучше, быстрее; отметки потом - для учета и порядка...
– Но другие преподаватели ставят же оценки вашим ребятам.
– И пусть! За тройки я никого не ругаю. Если двойка, учиняю допрос: чего не решил, на что не ответил, почему не выучил? Стараюсь доказать, для чего это надо знать, где оно может пригодиться... помаленьку довожу до сознания: не отметка - знание нужно.
– Тут Андреади хитро щурит глаза и с удовольствием говорит: - Вот, между прочим, по наукам моя группа не первое место в училище занимает, но кто все литературные викторины выиграл? Кто лучшие альбомы по местам боевой славы составил? Кто новые стенды придумал? Мои ребятки. Почему?
– Наверное, вам удается организовать заинтересованность ребят.
– Как же! Просто так их не заинтересуешь... Просто так они будут с утра до ночи мячик гонять. Каждый день приходится повторять - ищите суть! Меня на педсоветах ругали, - не без гордости сообщает Андреади, - только я все равно при своем мнении остаюсь: пятерки и всякое оформление - это как шляпа, а знания - голова! Толковая башка раньше ли позже себя покажет, а шляпа... она шляпа и есть.
Чем дольше длится наше знакомство, тем симпатичнее делается мне Гриша Андреади. Почему? Он из тех людей, что стараются жить своим умом, как Пепе, как Грачев, как Валерий Васильевич Карич. Нет, они не всегда и не обязательно бывают правы, но что неизменно привлекает в них - они не равнодушны, они готовы рисковать ради дела, которому служат, они не боятся ответственности и не бегут от нее. Но этого мало: они готовы заниматься "не своим делом", если только от этого кому-нибудь может быть польза; они не замыкаются в своем ремесле - летном, слесарном или любом другом, они ищут себе применения в большой жизни, в открытом нашем мире и не за ради славы и почестей, а потому, что не могут существовать в ином масштабе.
Ч А С Т Ь Т Р Е Т Ь Я
НЕПРИЯТНОСТИ ПРОДОЛЖАЮТСЯ
Неожиданно, еще не было семи, позвонил Фунтовой:
– Валерий, это я - Олег. Не разбудил? Ты справочник просил по иномаркам, так вот: достал, правда, не в собственность, а на время. Я недалеко и могу закинуть.
– Спасибо, - сказал Карич, - заезжай, чаю дадим.
– Нет-нет, никаких чаев, дежурю. Заеду на одну минуту. Если кого в город подкинуть, могу...
Надо ли говорить, что появление двухцветной милицейской "Волги" не прошло мимо синюхинских глаз. Милиция! У подъезда Петелиных! Может, Гарька и не напрасно говорил!..
А когда минут через десять из дому вышли Ирина и Валерий Васильевич в сопровождении рослого капитана милиции и юркнули в оперативную машину, Варвара Филипповна едва не задохнулась от любопытства. Как была в домашнем халате, в шлепанцах на босу ногу, так и помчалась в петелинскую квартиру, на ходу придумывая повод для столь раннего визита. Двери открыла Галина Михайловна.
– Извини, Галочка, вчера еще собиралась забежать, да не успела...
– Заходите, Варвара Филипповна. Что-нибудь случилось?
"Это же надо!
– подумала Синюхина.
– Тут такое творится, девку потянули, мужика в милицию увезли, а ей хоть бы что!" Но сказала она совсем другое:
– Белла Борисовна очень недовольна нашими мальчиками, Галя, так, может, нам сходить в школу?
– Вы сейчас собираетесь идти, к первому уроку?
– Не знаю, можно и позже... хотела с тобой посоветоваться.
– В это время из ванной вышел Игорь.
– А, Игорек, доброе утро! А Иришка тоже встала?
– Ирина на работу уехала, - сказала Галина Михайловна.
– На р а б о т у? И Валерий Васильевич - на р а б о т у?
– И Валерий Васильевич...
– Эх, Галина, Галина, чего от подруги скрывать? Нехорошо!.. Я к тебе всем сердцем, всей душой, можно сказать, а ты? Разве Варвара хоть раз в жизни подвела тебя? А могла ведь!
– Тут на глазах Синюхиной появились неподдельные слезы, и она, махнув рукой, поспешно ретировалась.
– С ума она, что ли, сошла?
– входя в кухню и обращаясь не то к Игорю, не то рассуждая сама с собой, выговорила Галина Михайловна.
– Это я Гарьке натрубил, а он, конечно, ей, - расплылся в улыбке Игорь.
– Чего ты наболтал Гарьке?
И Игорь, торопливо дожевывая завтрак, поглядывая на часы - времени оставалось не так много, - передал матери свой разговор с Гарькой и импровизированный детектив, сочиненный под луной.
– Для чего это тебе понадобилось?! Ты представляешь, что она теперь плести будет?
– Ну и что? Пусть плетет. Шакалы воют, а караван идет!
– не задумываясь, объявил Игорь и, схватив портфель, направился к двери.
– Довоспитывала тебя Ирина на собственную голову.
– Но этих слов Игорь уже не услыхал, перепрыгивая через три ступеньки, он скатывался по лестнице во двор.
Галина Михайловна прибиралась в доме. Добралась до книжного шкафа и стала перетирать книги. И тут ей попал в руки старый альбом с фотографиями. Она не открывала его уже много лет. Теперь вот открыла и первое, что увидела, - Пепе с роскошным аккордеоном в руках. Вспомнилось: вскоре после войны экипаж Федора Ивановича Баракова (Пепе был у него тогда вторым пилотом), того самого Баракова, что недавно стал генерал-майором и дважды дедушкой, возвращался из командировки. Они отогнали в капитальный ремонт старенький Ли-2 и ехали домой поездом. В дороге их обокрали. Уцелел только аккордеон, Пепе был тогда в полосе увлечения музыкой и постоянно таскал его за собой. Бараков сказал: