Щит земли русской
Шрифт:
Проснулся с головной болью и зло крикнул Самчугу – брить лицо.
Тимарь вышел из шатра, сощурил воспаленные от бессонницы веки, не выдержав встречного яркого солнца. На правом берегу реки, будто напуганные волчьим воем овцы, теснились друг к другу кибитки, а над ними сизой пеленой стлался вечный спутник кочевников – дым костров.
Перед войском со связанными руками стояли греки, и первым из них был Иоанн Торник, как чертополох осенний, длинный и черный. Прыщеватый Алфен то и дело валился на траву. Нукеры поднимали его копьями. Тимарь сплюнул и подал знак Урже:
– Начинай.
Уржа
– Храбрые богатыри! Верные нукеры повелителя степей! Много и удачно водил вас в походы великий и славный каган Тимарь! И везде вас тяготили после походов обильная добыча и полон. А теперь идем мы в свои вежи почти пустыми. И повинны в этом коварные греки. Они хитростью через скрытых врагов проникли в наш стан и были приняты нами за посланцев дружественного нам императора. Это они обманули великого кагана, сказав, будто русская дружина ушла из Кыюва. А она сидела за крепкими стенами Белого Города! Это их вина, что нечем порадовать вам старых родителей, нечем одарить жен и невест. Великий каган приговорил казнить их!
Войско, обманутое в своих надеждах поживиться чужим добром, содрогнулось от ярости.
– Сме-ерть им! Сме-ерть! – кричала степь, потрясая мечами и копьями, порываясь тут же произвести страшную расправу.
Еще кричало войско, еще крик этот метался между правым берегом и лесом, а к ногам палача уже упало первое тело – человек нанялся к Торнику в посольскую стражу денег заработать, а нашел смерть на берегу далекой славянской реки Роси. Второй грек пытался было уклониться от удара, но широкий меч настиг его.
Тимарь вздрогнул, когда греки, бывшие стражники при посольстве Иоанна Торника, вдруг с безумными воплями, будто слепые, кинулись бежать в разные стороны. Один упал сразу, трое были настигнуты печенегами и убиты в спину копьями, а двое, несуразно раскачиваясь – руки у них были связаны за спинами и бежать было неудобно, – все же достигли плотной стены войска. Но от волка спасения в когтях у барса ищет только обезумевший.
Добежали и грудью ударились о густой ряд склоненных копий и так стояли, пронзенные, некоторое время, хватая широко раскрытыми ртами свежий утренний воздух: потом повалились навзничь, разбросав по траве ноги.
Тимарь и сам уже разъярился от вида пролитой крови, а Уржа, стоя перед Торником и Алфеном, по-заячьи быстро-быстро дергал ноздрями.
– Этих – на березы! – закричал вдруг Уржа и холодным клинком меча ткнул в грудь сомлевшего до бесчувствия Алфена. Пот и слезы смешались на толстых щеках Алфена. Ноги уже не служили ему. Подскочили нукеры, разрезали ремни на руках, подняли. Грек рванулся вдруг из крепких рук печенегов и кинулся на колени перед Тимарем, торопливо – не опоздать бы спасти жизнь! – засунул руку за отворот затертого халата и выхватил заветный кошель с золотом, протянул кагану.
– Великий повелитель, жизни молю, жизни! – и с воплем тут же отпрянул. Это Тимарь, в злобе перекосив рот, взмахнул мечом, и Алфен уронил к ногам кагана золото и кисть правой руки. Нукеры с криками и руганью поволокли Алфена и Торника к залитому солнцем лесу. Печенеги арканами наклонили к земле две молодые березы, привязали к ним
– Аа-а-ай! – Алфен закричал так, словно тугое небо лопнуло от края и до края, а Торник упал лицом в траву, не в силах смотреть на то, что ожидало и его. Миг крика, а потом страшная тишина задавила займище, только шелест листьев, безучастных к человеческому горю и боли, да тяжелый выдох многотысячного войска.
– Теперь твой черед отправиться к мертвым, – прошипел Уржа, подступаясь к Иоанну Торнику. Торник вскинул над собой руки, длинные и трясущиеся, замахал ими, словно отталкивая от себя всплывшее во сне страшное привидение.
– Великий бог, спаси!.. – кричал Торник, вдруг вспомнив холодный погреб брата Харитона и его тихий шепот, который сулил ему несметные богатства и почести царедворцев. – Харитон, проклина-а-аю тебя! Будь проклят, Иуда, погибель от тебя! Алмазы мои, золото… Все отдам! Одарю нукеров! Выкуп дам, большой выкуп! – кричал Торник, извиваясь на спине, словно гадюка, над которой занесены острые вилы. Потом перевернулся лицом к земле, руками начал хвататься за слабую траву.
Слово о выкупе было услышано.
– Пусть даст выкуп войску! – закричали ближние нукеры, и дальние не замедлили поддержать:
– Хватит крови! Какая в том польза? Взять выкуп для войска!
Уржа поспешил дать знак, и нукеры подняли шатающегося Торника, повели к Тимарю. На полдороге поверивший в свое спасение грек освободился от рук печенегов, отряхнул мусор с халата. Не удержался и повернулся к березам, чтобы еще раз увидеть то, чего только что счастливо избежал, – спасло золото.
Вдруг тонко свистнула прилетевшая из леса стрела и ударила в грудь Иоанна Торника. Грек без единого звука опрокинулся на спину. Печенежское войско колыхнулось, сомкнуло ряды и ощетинилось копьями, ожидая из леса неведомого и страшного, теперь уже для себя, а телохранители сомкнули перед Тимарем стену щитов, оберегая своего повелителя.
Но там, в безветренном лесу, пели птицы и ласково трепетала облитая утренним солнцем листва высоких тополей, ловя еле различимый верховой ветер. Ближе к жаркому все еще полудню подул легкий северный ветер, и туман ушел в степь, а вслед за туманом на юг, в море сухого ковыля, по шло войско.
Когда копыта последнего печенежского коня ступили за край земли Русской, на грудь Иоанна Торника упал с неба проголодавшийся за ночь курганник, сложил жесткие крылья, осмотрелся, обошел торчащую из сердца стрелу и когтистой лапой ступил на застывшее лицо богато одетого византийского василика.
Послесловие от летописца
«…1004 год, Печенези, пришед, паки Белгород оступили. И послал Владимир Александра Поповича и Яна Усмовича с войском. Печенеги же, услышав о том, оставя осаду, ушли в степи.
Того же лета бысть знамению в солнце и луне.
Того же лета убиен бысть Тимарь, князь печенежский, от сродник своих…