Щит
Шрифт:
– В этом и разница между нами. Ты говоришь не о том, что совершишь сам, по своей воле, а о том, разрешат ли тебе это сделать.
На рассвете тронулись в путь. В деревне было оживленно – хозяева выгоняли коз и овец на пастбище, сами торопились на поля и луга, неся на плечах грабли и косы.
У калитки памятного дома крестьянин отправлял на работу своих домочадцев. Обоз и сопровождающих его ратников и Лейнолла он проводил недружелюбным взглядом. Но, увидев ехавших позади всех Астида и Гилэстэла, посветлел лицом и согнулся
– Долгой жизни тебе, илан!
Стоявшие рядом женщины последовали его примеру. «Да благословят тебя боги, илан» - донеслись их тихие голоса до всадников.
– Что это с ними? – подозрительно покосившись на полукровку, спросил князь.
– Выказывают свою признательность, - пожал плечами Астид.
– За что?
– Свинью тут купил вчера.
– И сколько ты ему заплатил?
– Один золотой.
Гилэстэл только крякнул.
– Свинья стоит не больше трех медяков. А ты отвалил за неё целый орлик?
– Ваша светлость, видимо, забыли, где я вырос? Я знаю, сколько нужно потратить сил, чтобы вырастить скотину – вывести её на выпас, запасти сено на зиму. Хорошо жить на свободных землях или иметь собственное пастбище. А если за каждую съеденную травинку и скирду скошенного сена приходится платить хозяину земли? А владелец этих земель – Таэрон. Эта свинья точно обошлась крестьянину не в три медные монеты, и обобрали его дважды.
Гилэстэл удивленно выслушал горячую речь Астида.Оглянулся на крестьянина и его семью, все еще стоящих у ограды.
– Да, судя по поведению этого селянина, он глубоко шокирован непривычной щедростью Таэрона.
– Причем тут Таэрон? Я платил от вашего имени, мой князь.
– Все равно, это расточительство.
– Когда придет время, это окупится сполна.
– Это когда же? – поинтересовался Гилэстэл.
– Когда перед ним встанет выбор – вы или Таэрон.
– Ты думаешь, мне стоит раздавать каждому крестьянину в этих деревнях по золотому, чтобы заслужить их расположение? – насмешливо поднял брови полуэльф.
– Я думаю - дело не в количестве полученных денег, а в обстоятельствах, при которых они получены, - без улыбки ответил Астид. – Если вы разбросаете тысячу орликов на столичной площади, вы не добьетесь такого же эффекта, как сейчас в этой деревне. Слухи расползаются быстро, ваша светлость. От дома к дому, от селения к селению. И однажды перед жителями этих селений встанет выбор - чьих солдат накормить, а от каких спрятать зерно в тайные ямы.
– Да ты становишься политиком, - Гилэстэл одарил Астида оценивающим взглядом.
Глава 10
С Медвежьего перевала долина Таэрофарн предстала глазам путников драгоценной картиной: сапфирового цвета озеро сияло в окаймлении изумрудных лугов; леса всех оттенков зелёного покрывали малахитовым узором склоны гор, на чьих вершинах жемчужным ожерельем сверкали нетающие снега.
– Там мой дом, - голос Лейнолла дрогнул, когда он указал рукой на посёлок, расположенный неподалеку от замка.
Людей в повозках поубавилось – девятеро остались в своих деревнях. Лошади, почуявшие приближение дома, резво трусили под гору, а на лицах людей появились улыбки. Даже одноногий рыжеволосый парень, всю дорогу мрачно смотревший на свою культю и не проронивший ни слова, посветлел лицом при виде родного поселка.
– Сопровожу вас в замок, и домой, - Лейнолл улыбнулся Астиду и рассмеялся. – Представляю, как они обрадуются! Завтра сынишке поименование устроим. Ваша светлость, илан Астид! Не откажете ли мне в присутствии на моем семейном торжестве?
– Отчего же, - благосклонно кивнул Гилэстэл. – Я с удовольствием познакомлюсь с семьей своего спасителя.
Движущийся по дороге обоз встречала радостными криками детвора, пасущая скотину. Охали и иной раз подбегали к повозкам женщины с сенокоса, с надеждой и страхом расспрашивая о своих мужьях, сыновьях, братьях, оставшихся на северных пустошах. Кое-кто из вернувшихся выбрался из телеги и остался сидеть на обочине в обнимку со своей плачущей женой.
Въехали в поселок. Мальчишки, мчащиеся впереди, уже подняли суету – к повозкам из домов бежали люди, цеплялись за борта, обнимали встреченных мужчин, засыпали вопросами.
– Утис!
Растолкав народ, к телеге протиснулась женщина с выбившимися из-под чепца рыжими волосами.
– Утис!
– Мама! –молчавший до этого момента рыжий парень пустил слезу, стыдливо растирая кулаком влагу по веснушчатым щекам. – Мама… я… я теперь вот…
Мать глянула на культю, по которой Устис досадливо хлопнул ладонью, и, махнув рукой, зарыдала-засмеялась, обнимая сына, целуя его, лохматя покрытые пылью вихры:
– Живой! Хвала богам, живой! Стой, да останови ты телегу! Дай слезть-то!
Возничий натянул вожжи. Утис сполз с телеги, взял свой дорожный мешок, и, опираясь о плечо матери, встал на здоровую ногу. С другой стороны к нему подскочил мальчик-подросток, такой же рыжий и веснушчатый. Опираясь на плечи родных, неловко подпрыгивая и морщась, Утис скрылся за калиткой отчего дома.
Когда миновали поселок, телеги с ранеными опустели. Возчики отправились по домам, кроме тех, чьи повозки везли трофеи. Ворота замка были открыты, но там стояла охрана из четырех ратников. Увидев едущего впереди Лейнолла, один из стражей приветственно махнул ему рукой, а второй торопливо побежал внутрь. Всадники въехали на мощеный булыжниками двор, следом вползли погромыхивающие железом возы.