Считай звёзды

Paprika Fox

Пока мысленно витаю в себе, при этом зачем-то вновь поставив чайник греться, О’Брайен подходит к холодильнику. Ну, как подходит. Он явно скрывает то, что хромает. Играю с мощностью конфорки, нажимая на разные кнопки. Парень долго стоит у холодильника, изучая его содержимое. И мне стоит молчать, но, как уже известно, я довольно рискованная натура, так что:

— Там тебе еда оставалась, — не поворачиваю головы, продолжая «насиловать» бедную плиту. — Ты голоден? Или просто выпить ищешь? — в таком случае, ему нужно в гостиную. Весь алкоголь отец держит там. Краем глаз замечаю, как О’Брайен поворачивает голову, и в висок бьет колкое ощущение, будто он вскрывает мне кожу с желанием извести психологически. Но мне слишком «всё равно», поэтому

не поддаюсь давлению, так же повернув лицо в его сторону. И мне знаком тот взгляд. Сейчас он сделает что-то не совсем хорошее, поэтому, Райли, заранее готовлю тебя.

Дилан смотрит на меня, с равнодушием поднося руку к тарелке на полке, и сбрасывает её. Разбивается на полу, разбрасывая еду. Не реагирую. Не даю ему эмоций, только пытаюсь попросить:

— Не надо.

Вторая тарелка со звоном крошится. Внешне он не проявляет чувств. Как в ответ поступаю я, больше не пытаясь быть вежливой:

— Ты… Больной, знаешь? — эта его любовь к нелогичному и бессмысленному разрушению. Уставился так, будто ждет от меня чего-то. Я не собираюсь эмоционально обслуживать его, остаюсь невозмутимой.

И это мое лучшее решение. Дилан еще секунд десять пялится на меня, после чего берет банку газировки, молча покидая кухню.

Он ждал ответной реакции. А получил полное ничего. Чертов энергетический вампир.

========== Глава 8 ==========

Тихий

Как настроение одного способно повлиять на другого?

Даже, если вас ничего не связывает, если с момента встречи вы не обменялись короткими фразами, если взгляды так и не нашли своего контакта. Есть возможность влияния в случае, если один находит некое успокоение в способности видеть другого. Это не тот самый распространенный вид эмоционального вампиризма. Он не высасывал энергию. Он просто наблюдал за чувствами, которые сам из-за жизненной ситуации не мог ощутить.

Ненавижу разнообразие своих мыслей. В один момент ты размышляешь на тему черноты неба за окном или оцениваешь еду в тарелке, а в другой — хм, упыри. А когда эти придурки вообще образовались? Помню, в седьмом классе о них все знали, в пятом ничего такого не было. Значит… Класс шестой, верно? В шестом классе эти кретины уже были такими? С каждым годом всё хуже и хуже, слава Богу, это мой последний год, после которого получу физическое и психологическое освобождение от морального насилия своего мозга. И самое «дикое» и несправедливое заключается в том, что теперь я вынуждена терпеть это самое «насилие» не только в стенах школы, но и в собственном доме, из которого хочется скорее свалить на другой континент, лишь бы не пересекаться ни физически, ни морально с вот этим вот парнем, тихо сидящим напротив за обеденным столом. Вечер воскресения проходит не хуже, чем себе представляла, и меня вовсе не удручает мысль о завтрашнем выходе из дома, если честно, чувствую, что мне гораздо лучше. Всё-таки время одиночества, а если гуманнее, время для себя, очень полезно влияет на эмоциональную сторону твоего сознания. Надо почаще такое проводить, быть может, стану куда терпеливее относиться к трудностям.

Как говорит мама: «Любые сложности делают нас сильнее, так что в дальнейшем будет намного легче справляться с проблемами, что будут куда серьезнее, чем сейчас». Вдох-выдох — и улыбаюсь Лиллиан, которая, кстати, выглядит лучше. Думаю, она наконец расслабилась, ведь никто у нас ей не угрожает, плюс, её сын тоже здесь, что играет одну из главных причин её спокойствия.

Женщина обсуждает с мужчиной визит в больницу, у неё никак не проходит нога, лучше сделать повторный рентген. Хочется заметить, что вот такая обстановка легкости мне нравится: отец улыбается, думаю, ему гораздо легче от того, что Лиллиан тут и ей ничего не угрожает. Мне не позволяли вдаваться в подробности, но одно ясно без сомнений — живут они не с самым приятным человеком. И это ещё слабо сказано.

Впервые за эти выходные, да и за всю прошедшую неделю, кушаю с чувством удовольствия.

Посматриваю на О’Брайена, а тот отбивается эмоционально от нас всех, как черный лебедь среди стаи белых, ну, серьезно, он даже ради матери немного «светлее» быть не может? Хотя, почему-то не сомневаюсь, что сидит он здесь именно из-за неё. Не кушает. Только постукивает вилкой по краю тарелки, иногда отпивает воды. Кажется, что он просто внимательно изучает то, что ему предложили на ужин, но на самом деле, парень тупо пялится всё это время куда-то вниз.

Внимание привлекают бинты на запястьях, что иногда выглядывают из-под ткани рукавов. Что у него с руками? Может, потянул или… Даже предположить не могу.

— Ты не голоден? — Лиллиан всё-таки решает спросить у него про полную тарелку. Дилан так часто моргает, видно, что глаза уставшие. Он только трет висок пальцами, поморщившись, ответ в устной форме не дает. Сажусь прямо, потянувшись к своей кружке, чтобы унять чувство нехватки воды во рту. Женщина еще с тревогой поглядывает на сына, хоть и старается поддерживать улыбку при разговоре с отцом. Думаю, ей не нравится заставлять его беспокоиться за себя. Подношу кружку с кроликом к губам, делая глоток, и поднимаю взгляд, искоса посмотрев на О’Брайена. И тот исподлобья стреляет вниманием в меня, поэтому отворачиваю голову, но сохраняю невозмутимый вид.

— Ты плохо ешь, — мужчина обращается ко мне, поэтому начинаю накручивать спагетти на вилку, чтобы сунуть в рот:

— Вовсе нет, — начинаю жевать.

— Не забываешь принимать витамины? — отец спрашивает невзначай, пока сам кушает, поэтому уверенно отвечаю, что нет, не забываю.

— Это нужно для твоих костей, — напоминает.

— Зна-ю, — тяну, опять взяв кружку, чтобы выпить воды.

Лиллиан мнется, начав посматривать на мужчину, и поддается вперед, тихо шепча:

— Можешь помочь… Мне надо в уборную, — и смущенно улыбается. Я бы просто продолжила кушать, если бы не то, как О’Брайен сжал бедную вилку. Будь на её месте моя шея…. Уф, я была бы труп. Но вилку всё равно жалко. Она ведь немного гнется от давления.

Всё медленнее и медленнее пережевываю еду, озадаченным взглядом скача с его напряженной руки на лицо, что повернуто в противоположную от взрослых сторону. Тихо, но тяжело дышит, второй ладонью потирая сжатые губы.

— Конечно, — отец отвечает улыбкой, поднимаясь со стула. Ему не сложно. Протягивает руку Лиллиан, помогая той встать. Двигаются медленно, её нога больше распухла за выходные, определенно стоит заехать на обследование в больницу. Провожаю их взглядом, после выдыхаю, вновь стараясь отдавать всё свое внимание еде, чтобы лишний раз не обращать его на О’Брайена, с которым не особо люблю оставаться в одном помещении. Парень начинает стучать по столу, под ним притоптывает ногой, поскольку мы оба еще слышим, как мой отец разговаривает с Лиллиан. Неужели, Дилан еще бесится из-за их отношений? Думаю, он в принципе такой человек. Его всё раздражает. Вилка в рот не лезет. Глотать еду тяжело, словно неприятный ком вновь возвращается, не давая мне игнорировать происходящее. Почему я просто не могу забить? Просто не думать о том, что не имеет ко мне отношения, но нет, мой детский, наивный мозг еще вырабатывает мысли о возможности улучшения взаимоотношений с О’Брайеном. Конечно, братом и сестрой мы с ним не станем, но мне бы хватило обычного общения на нейтральном уровне. И жить сразу станет легче.

Может, по вине моей вселенской глупости каждый раз совершаю одни и те же ошибки, надеясь на снисходительность этого черта в человеческом воплощении?

Дилан проявляет просто сверх своей нервозности, когда начинает активно стучать зубами, еле приоткрыв рот, будто у него судороги. Взгляд направлен в стену. Такой… Недовольный, и это я опять смягчаю, чтобы саму себя не угнетать.

И, как бы, без задней мысли глотаю еду, откашливаясь и спрашивая:

— Всё в порядке? — очень надеюсь, что ему просто нужно снотворное или какое-то другое лекарство.