Считай звёзды
Шрифт:
Не смогу уснуть. Поэтому буду ждать.
***
Глубокая ночь. Время давно не детское, и Райли успевает поклевать носом, прежде чем, наконец, до ушей доносится рычание мотора. Он действует на неё, как холодная вода, окатившая сознание, поэтому девушка еле разгибает колени, поднявшись. Слушает. Хмуро, сонно, с больными, опухшими глазами.
И разбирает голос, принадлежащий не только отцу, поэтому неуверенно шагает назад, вовсе убегая за стену до того, как щелкает замок входной двери — и в помещении оказываются двое. Мужчина, руки которого так отчетливо трясутся, что даже темноте не скрыть этого. И женщина. С её разбитой верхней губой. С синяком на подбородке и
— Надо было остаться с ним, — Лиллиан никак не успокоится, кажется, она в каком-то бреду. Митчелл понимает это, поэтому отвечает спокойно и ровно:
— Завтра заберем, пусть побудет в больнице, — закрывает дверь, но её руки не отпускает.
— А вдруг Шон туда явится? — новая волна переживания и страха.
— Нам сообщат, не волнуйся, ему нужно пройти обследование, — напоминает, ради чего в принципе его и положили в палату.
— Но вдруг Шон… — всё, вот она — фикс-идея, сводящая с ума женщину, лишенную сна в эти дни.
— Всё, — Митчелл успокаивает, потирая её плечи, и берет за подбородок, заставив взглянуть на себя. — Эй, тебе нужно отдохнуть, — кивает, чем вынуждает её автоматически повторять кивок головой. Смотрит прямо в глаза, пропуская в себя его голос.
— Сейчас примешь душ, — кивок. Она в ответ — кивок. — И ляжешь спать, — большими пальцами потирает её щеки. — Хорошо?
Лиллиан глотает эмоции, но на глазах выступают слезы. Кивает. Поняла.
— Хорошо, — Митчелл касается губами её лба, обещая. — Утром мы заберем его.
Женщина вновь кивает, громко шмыгнув носом, и они продолжают стоять вот так в тишине, скорее всего, оба набираясь сил, чтобы продолжать действовать.
Райли прижимается спиной к стене, нервно дергая ткань своей майки. Смотрит в пол.
И чувство неправильной вины возвращается.
========== Глава 7 ==========
Что такое ложь?
Мне кажется, её использование вполне оправданно в некоторых случаях, конечно, пока действия не выходят за границы морали, но моя ложь — нечто ценное, помогающее воспитывать терпение и создающая атмосферу для благоприятных взаимодействий с миром. Я лгу, когда говорю, что люблю черный чай, ведь обо мне подумал друг, купив в кафетерии стаканчик специально для меня. Я лгу, пока признаю свою любовь к готовке, хотя за столько лет с плитой в обнимку меня уже начинает поташнивать от запаха мыльного средства против жира. Ведь еда — один из способов повысить настроение людей, играющих важную роль в моей жизни. Я лгу, говоря, что мне нравится следить за чистотой в доме, но сама устаю от ежедневных и еженедельных обязанностей. Я лгу, отправившись с друзьями на вечеринку или отдохнуть на реку, так как не желаю компании.
Я солгала, если сказала: «Порядок», — в ответ на вопрос: «Как твое настроение?» — ибо последние полгода не чувствую себя таковой.
Я солгала, если ответила на улыбку улыбкой в момент, когда не хочу этого.
Моя ложь — моя ценность, помогающая сохранить лицо в обществе и остаться такой, какой меня привыкли видеть, ибо именно «такой» меня когда-то приняли. Это своеобразный страх — боязнь, что увидев меня настоящую, люди изменят свое отношение. Увидят то, какой хмуростью обладает мое опухшее с утра лицо. Увидят, как я ругаюсь, когда очередное растение погибает. Увидят, как я кусаю ногти, испытывая злость и обиду на отца. Поймут,
И мне казалось, что поддерживать её будет просто. Но с каждым годом вес увеличивается, а отвращение к себе вызывает дискомфорт.
Я не хочу улыбаться, если у меня нет настроения. Не хочу смеяться, даже если вы хорошо пошутили. Не хочу глупо хихикать, если ваша шутка меня задевает. Не хочу помогать с учебой, даже если обещаю. Я не хочу…
Но буду. Поскольку ни один человек вокруг не виновен в моем состоянии.
Именно поэтому сейчас в глотке гребаный ком, размером с мой сжатый до бледноты в костяшках кулак. Я стою на пороге кухни, чувствуя, как от вида Лиллиан мне становится куда хуже, чем этой ночью: при свете дня её синяки намного ярче, опухшие веки глаз больше, а взгляд, устремленный в стену рядом с окном, вызывает болезненное ощущение в груди. Женщина не замечает меня, так как не подаю признаков присутствия, пока не набираю достаточно кислорода в легкие, чтобы говорить:
— Доброе утро, — звучит, как черная шутка, но Лиллиан резко растягивает губы, повернув в мою сторону голову:
— Привет, — улыбается. Сидит за столом, согнувшись, не опирается одной стопой на пол. Та, что забинтована.
— Митчелл говорит, ты рано встаешь, но чтобы настолько, — очень натянуто смеется, опустив взгляд, ненадолго, и вновь смотрит мне в глаза, устало выдохнув:
— Высыпаешься хоть?
— Да, — ложь.
Прохожу к столу, нервно потирая замерзшие за холодную ночь ладони:
— Вам сделать чай? — вижу, чайник согрет, кружка и ложка подготовлены, но, кажется, Лиллиан без сил села на стул и просидела всё это время. Как давно она не спит? И спала ли? Думаю, все этой ночью были лишены возможности морально отдохнуть.
— Нет, не стоит, — знаю, не хочет обременять, но я всё равно иду к столешнице, чтобы заварить ей ромашковый. Заодно и себе сделаю. Но первым делом, вынимаю баночку с витаминами, принимая с глотком чистой воды из фильтра. Опираюсь руками на край раковины, недолго переминаясь с ноги на ногу. Лучше собраться сейчас, перед выходом из дома, иначе тяжело будет перенести учебный день.
Настраиваю себя, пока завариваю чай, а Лиллиан всё это время сидит молча, продолжая смотреть, но уже в окно. Думаю, её успокаивают качающиеся ветви вишни, что растет снаружи. Ветер сильный, немного необычно. Небо затянуто белыми облаками, но кое-где проглядываются участки голубого оттенка.
Заливаю кипятком кружки, спокойно реагируя на голос женщины позади:
— Райли, могу я попросить кое-что?
— Да? — может, ей нужно лекарство? Успокоительное?
— Если я смогу уговорить Дилана перебраться к вам, дашь ли ты свое разрешение?
Одна капля горячей, как Ад, воды попадает на тыльную сторону ладони, но мое лицо остается невозмутимым. Медленно моргаю, нахмурив брови, и оглядываюсь на Лиллиан, которая так же поворачивает голову, чтобы установить зрительный контакт, и смотрит она на меня с легким волнением. Мне хотелось, чтобы с моим мнением считались, но, услышав подобный вопрос, ощущаю только усилившуюся вину, словно причастна к их беде.
Нет, я не желаю. Никаких чужаков в доме, тем более таких, как О’Брайен. Это мое личное мнение. Если кое-как вытерпела неделю с ним под одной крышей, то неясно, смогу ли переживать неопределенный срок. Это мой дом. Но если я отказываю, отлично принимая тот факт, что у них дома проблемы, от которых они так страдают, если судить по виду Лиллиан, значит ли это, что я поступаю эгоистично, тревожась исключительно о своем комфорте? Конечно, именно это оно и значит.