Считай звёзды
Шрифт:
— Райли, — Агнесс тыкает меня локтем, хмурясь. Поднимаю голову, понимая, что они что-то бодро обсуждают, а я не принимаю в этом участие, поэтому привлекаю к себе внимание.
— Что с тобой сегодня? — девушка переглядывается с парнями, непривычно видеть её такой хмурой. Они не должны испытывать волнение, их вины в моем состоянии нет, поэтому улыбаюсь, пожав плечами, чтобы исправить образовавшуюся вокруг ауру непонимания:
— Ничего. Всё в порядке.
***
«Знаешь, ты сотворил грех. Ты нарушил закон, а ведь тебе всего девять».
«Он ударил
«С такими вещами идут в полицию. Зачем было бить ножом?»
«Кто, если не я?»
Трудный день. Эмоционально требующий от меня слишком много сил, и под вечер я валюсь с ног, но не от физического недостатка организма. Хочется скорее окунуться в мир снов, забыться, но вместо этого на столе горит лампа, а светильники-звездочки сверкают, тянувшись от окна к двери балкона. Часы противно тикают, намекая, что давно пора лечь, чтобы выспаться. Мне нужен здоровый сон.
Сутулюсь, больше не в силах держать осанку. Ладонью подпираю лоб, кручу пальцами ручку над тетрадкой по химии. Пытаюсь разобраться с формулами, но глаза так горят, что приходится прикрывать их довольно часто, а это замедляет процесс. Все те домашние работы, что не делала на той неделе, теперь создают одну большую проблему, которую разобрать будет непросто. Смотрю на часы. Одиннадцать. Нет, пора ложится, только… Решу последнее уравнение, что окончательно расплавит мои мозги. Отец сегодня не выходит из комнаты. Надеюсь, причина тому — его бурная деятельность с книгой. В ином случае — всё плохо. Если мужчина просто сидит в кабинете, то это уже второй тревожный звоночек.
Стук. Поворачиваю голову, выпрямившись, и смотрю на отца, открывшего дверь моей комнаты. Он выглядит… Уставшим, и видеть его таким неприятно.
— Привет, — впервые за этот день. — Почему ты еще не спишь? — нет, в тоне не то самое недовольство, просто обычно я сплю в это время, поэтому он не рассчитывал застать меня за столом.
— Да вот… — киваю на гору учебников. — Думаю, немного сделать сегодня.
— Лучше ложись, забей на это дерьмо, — мужчина хочет выйти, но останавливается. Он явно хочет что-то спросить, и, почему-то, я без сомнения произношу, не ожидая его слов:
— Дилана не было сегодня, — взглядом скольжу по тексту учебника, чтобы разобраться с темой. Мужчина какое-то время стоит молча на пороге. Поглядываю на его опущенный профиль, в глазах те самые мысли. О чем он думает? Что его беспокоит? Если бы мы говорили чаще, если бы имели привычку открываться друг перед другом, было бы нам куда проще уживаться вместе? Да. Определенно. Я люблю своего отца. Даже с теми «демонами», в проявлении которых он не виноват. Психология человека очень заманчива, и порой она создает нечто, не поддающееся описанию или пониманию. А я пытаюсь понять его. Его молчание.
Закрывает дверь. Ничего так и не дает в ответ, поэтому с тяжестью вздыхаю, начав потирать веки, и ненадолго накрываю ладонью глаза, дабы уберечь себя от уже свирепого света лампы. Или мне просто напросто охота скрыться. Совсем ненадолго. Откуда этот ком в горле? И почему именно он обычно вызывает горечь во рту и
Что это такое? Это высшая степень усталости, переходящая в форму…
Шмыгаю носом, губы приоткрываю, чтобы с дрожью вдохнуть немного кислорода, смешанного с ароматом цветов. Хнычу, тихо, чтобы никто не узнал о моих перепадах настроения, чтобы самой не акцентировать на этом внимание, ведь это не имеет значения. Слезы, от которых веки становятся мокрыми, и теперь я грубо сдавливаю их пальцами, причиняя боль влажным глазам. Тихо. Только тихо. Начинаю задыхаться, приглушенно мыча. Всё тело охвачено эмоциональной судорогой.
Знаешь, как тяжело жить с отцом, мам?
Всё равно, что существовать в замкнутом помещении с голыми стенами и без света, который проявляется лишь в моменты его интереса ко мне.
Убираю ладонь от глаз, пытаясь сконцентрироваться на химии, учеба часто отключает мою чувствительную сторону, но, похоже, сегодня не тот день. Продолжаю шмыгать носом, испытывая злость во время падения соленых капель на лист тетради, отчего написанное смазывается. Чернила расплываются, превращая мою запись в хаос.
Внезапно в коридоре хлопает дверь. Я с испугом начинаю вытирать слезы, боясь, что отец зайдет и увидит их, даже резко тяну руку к лампе, задев пустую кружку с кроликом. Свет гаснет. Но тяжелые шаги уносят человека дальше, к лестнице, только поэтому удается отогнать горечь, нахмурившись. Встаю, продолжая вытирать глаза, и выхожу в коридор, прислушиваясь к шуму. Отец куда-то уходит?
Быстрым шагом подхожу к лестнице, замерев у её спуска, наблюдаю с легкой растерянностью, как мужчина быстро натягивает куртку, руками роется в карманах, ища ключи.
— Пап, — моргаю, надеясь, что полумрак прихожей скроет от него мои покрасневшие глаза и румяные щеки. Про нос вообще молчу. Он первым делом обретает багровый оттенок, выдавая меня начисто.
— Куда ты? — опускаю руки. Мужчина тараторит, хватая связку ключей с комода:
— Проверю, как там Лиллиан.
— Всё в порядке? — делаю шаг на ступеньку ниже, так как отец уже открывает входную дверь. — Пап, — немного повышаю тон. Мужчина поворачивает голову. Смотрит на меня, в упор, но, кажется, давление от зрительного контакта впервые ощущает именно он, а не я.
— Ты ведь мне… — не время, Райли. — Ничего не рассказываешь, — пытаюсь тихо справляться с хлюпаньем носа. Глаза наливаются слезами, но нет, ему не под силу разглядеть мое состояние, поэтому прикрываюсь зевотой:
— Я бы поняла тебя, если бы ты рассказал.
Мужчина смотрит. Долго. И вновь ощущаю укол вины, когда он качает головой, как-то сдержанно выдав:
— Тебя не касается, иди спать, — после чего выходит на темную улицу, заперев дверь. Стою. Смотрю. Слушаю звучание мотора нашего автомобиля, и медленно опускаюсь, пальцами нащупав ступеньку, чтобы сесть на неё. И сижу. Буду сидеть, пока он не вернется. Ладонями потираю голень, после складываю руки на груди, положив их на колени, задев больное со ссадиной, а подбородком упираюсь в мягкую кожу предплечья.