Щорс
Шрифт:
Обращение Семеновского революционного отряда к рабочим и крестьянам о порядке приема в отряд 23 марта 1918 г.
Борьба за народную власть Советов на Украине продолжается. Всякий революционер должен взять винтовку, чтобы бороться за завоевания народа с Центральной радой, продавшей украинский народ германским империалистам.
В Семеновке формируется революционный партизанский отряд, ставящий своей целью борьбу за Советскую власть на Украине.
Сознавая, что
Каждый солдат отряда должен:
1. Безусловно повиноваться выборному начальнику.
2. Безропотно нести наряды и службы.
3. Не предъявлять никаких требований, потому что все, что возможно сделать, будет сделано.
4. Не употреблять спиртных напитков. За пьянство виновные исключаются из отряда с отобранием обмундирования и оружия.
5. За грабежи, мародерство и насилия — расстреляние. Материальные условия — обычные для Красной Армии. Запись производится на ст. Семеновка.
Организационная группа Семеновского крестьянского революционного партизанского отряда.
То, о чем Николай смутно догадывался, наблюдая со стороны в последние трое суток, нынче встало перед ним во весь рост. Оказалось, приказывать не так просто. Проводив исполкомовцев с обращением в ближние посады, сам нагрянул на вокзал. Эшелонов за ночь скопилось. Пестрее и толпа — много черного, моряков. Конечно, анархия — мать порядка. Из Новозыбкова. Это насторожило. До вчерашнего вечера всё катили из Новгорода-Северского. Пробился под вагонами в тупик, где стоял свой эшелон.
Пожалел, что не оставил при себе Зубова: его-то уж угадали бы в лицо. Семеновцы живут по домам; в теплушках — дальние, приезжие. В штабной обычно сидит дежурный от вербовочной комиссии. Сейчас замок. Во всем составе из трех-четырех труб схватывается дымок, пахнет варевом. Есть живые. Свернул за цистерну на стук. Белобрысый обросший верзила, в шинели, распояской, старательно выколупывал ломом доски из стены годного вагона, загнанного в тупик по нерадению.
— Бог в помощь.
— Спасибо на добром слове, мил человек, — отозвался он, смазывая рукавом со лба пот.
— Трудимся?
— Дровишек вот вышли…
— На дрова можно старые шпалы. Во-он валяются.
— Не, у нас «буржуйка». Модница, стерьва, не всякие дрова потребляет. Шпала, она вонь разводит, деготью курится.
— Придется, братец, потерпеть вонь… А доски эти укрепи обратно. Вагон еще послужит нам.
Из теплушки добродушный голос:
— Митрий, а Митрий? Уходи его по котелку… Чи не видишь кто?
Не внял белобрысый совету; свирепея из-под насупленных бровей глазами, пустился в словесную перепалку.
— Как же так? Оно ить революция нонче…
— От ее имени я и приказываю.
— Не-е, топай, господин хороший, и знать тя не знаю. Тут, могет, и расположение воинское какое… И быть не следует постороннему.
— Не посторонний я… Этой ночью избран командиром Семеновского отряда.
Видать, доводы собственные у белобрысого исчерпались; кося взглядом на открытую дверь вагона, он шумнул:
— Э, Тимоха, спрыгуй! Не чуешь, что ль?
— Тут я…
Из-за спины появился низкорослый солдат в засаленном ватнике и в валенках. Ступал мягко, вкрадчиво, вертел топор. Худое голощекое лицо, хрящеватый вислый нос и особенно округлые белесые глаза делали схожим его с какой-то степной хищной птицей. «А нет ли у него крыльев? — подумал усмешливо Николай, совершенно уверенный в том, что из вагона никто не спрыгивал, — держал дверь в поле зрения. — Может, на той стороне дыра?»
— Слышь, Тимоха, о чем балачки гнет этот?..
— Брешет. Я такую гниду наскрозь вижу. Попосрывал погон всяких…
— Гляди, не брешет, — засомневался белобрысый. — Чул, братва болтала утром, нашего Зуба поперли с отрядных…
Так ведь это же Тимофей Крутин! Зубов-то и хвастался им: разведчик, мол, в его роте был в Карпатах. Увязался за ним с фронта…
— Чего лыбишься, ваше благородие? — Птичьи глаза солдата утратили вдруг жесткость, распрямились в локтях и руки.
— Ты — Тимофей Крутин. Если в вагоне, на том боку, нет дыры, то я поверю, что ты настоящий разведчик.
Ощущая затылком напряженное дыхание людей, готовых применить все, Николай заглянул в откинутую дверь. Не торопился оборачиваться, боясь дать им повод подумать: испугался, мол. В самом деле, сердце его тоскливо сжалось, когда увидал топор.
— Дыры нет, — мирно стряхивал с перчаток снег, — но я не вспомнил об оконце… А разведчик ты все-таки хорош. Отряду ой как понадобишься.
Николай поправил пуховый шарф у горла. Оба солдата стояли мирно, понуро. Белобрысый оказался не таким уж верзилой, просто крепкоплечий крестьянский парень, не старше его возрастом, широкоскулый, с добрыми серыми глазами. Напомнил он ему внешностью анапца Фомина, ординарца. И тотчас подумал: «А не взять ли его в ординарцы?..»
— Разведчик?
— С Тимофеем вот…
Отпадает.
Специальность редкостная, разведчик. Для ординарца слишком роскошно.
— Вид твой… без ремня, и вообще… — Николай скривился. — Величают-то как?
— Димитрием.
— Вот и познакомились.
Возле штабной теплушки нагнал Крутин.
— Товарищ командир, ключ от штабу вот. Но там холод собачий. Лучше до ребят айдате. Вон дымок, в самый хвост.
Шагали вдоль вагонов. Разведчик поспевал легко.