Щорс
Шрифт:
— В бога веришь?
— Да не слухайте его! Не верю. Ей-богу же, не верю.
И парень опять перекрестился.
— Чего же ты крестишься? — спросил Щорс.
— Да это я с испугу.
— А где твоя винтовка?
— Не дают. Штык вот насилу выпросил.
— Штыком и воюешь?
— Я сам не воюю, я деду помогаю. Патроны ему в обойму закладываю. Мало ли тут делов есть?
— Дома не на кого оставить. Пущай тут приучается у тебя, — сказал дед.
— Пускай, — согласился Щорс.
Обходя повстанцев, он разговаривал со многими. Один пожилой, судя по одежде, фабричный рабочий почему-то особенно
— Детей много?
— Трое.
— Долго работал на фабрикантов?
— Сызмальства.
— С крестьянством связан? Землю, лошадь имел?
— Нет, с этой дрянью не возился. Я фабричный человек.
Щорс пристально посмотрел ему в глаза и, ничего не сказав, прошел дальше.
Разговаривая с повстанцами, он больше всего напирал на то, что в полку устанавливается твердая дисциплина и в полк принимаются только люди, решившие драться за советскую власть, не щадя своей жизни.
Уходя, Щорс обратился ко всем:
— Подумайте над тем, что я сказал, а завтра будем оформлять прием в полк каждого отдельно.
В штабе Щорс попросил у начальника отряда список повстанцев. Просматривая список, он спросил:
— Как фамилия того, фабричного?
Тысленко назвал фамилию: «Наливайко». Щорс сделал в списке против нее отметку.
— Ты, кажется, коммунист? — спросил он Тысленко.
— Да.
— Смотри, у тебя есть ненадежный народ. Придется почистить отряд. Но не спеши с этим. Поможем.
Отряд разместился в здании школы. На столах дымились миски с супом. За обедом повстанцы обменивались мыслями о Щорсе. Большинству командир полка понравился, но некоторые говорили:
— Что-то больно уж напирает на дисциплину, как бы подвоха какого не было. Посмотрим, чем он себя покажет.
Глава девятая
ВСТРЕЧА В РЕВКОМЕ
Станция Унеча лежала в нейтральной полосе. Эта полоса, тянувшаяся вдоль всей границы оккупированной Украины и Советской России, по расчетам немецкого командования должна была служить барьером, предохраняющим солдат оккупационной армии от заражения большевистскими идеями. На деле получилось иначе. Хотя Советская Россия и не нарушала договора, нейтральная полоса очень скоро превратилась в советскую полосу. Сюда из восставших уездов Украины прорывались сквозь окружение немецких войск пешие и конные отряды повстанцев. Население добровольно снабжало их продовольствием и фуражом. К осени нейтральная полоса стала революционным центром восставшей против оккупантов и гетмана Украины.
22 сентября Всеукраинский ревком издал приказ о формировании из отрядов, находившихся в нейтральной зоне, двух повстанческих советских дивизий.
Силы повстанцев начали сводиться в стройные боевые единицы: пехотные полки, конные сотни, артиллерийские батареи, пулеметные команды.
Командиром первого полка первой дивизии был назначен Щорс.
В нем совсем уже не было заметно той юношеской порывистости, которая еще сказывалась, когда он носился во главе конной разведки по лесным дорогам у Злынки. Движения его стали менее резки, в словах было больше твердой уверенности в себе. Командиры повстанческих отрядов, влившихся по приказу Ревкома в полк, сразу почувствовали, что Щорс заставит их подтянуться.
Один командир пришел в штаб грязный, небритый. Пока он что-то докладывал, Щорс внимательно разглядывал его и вдруг сказал:
— Да вы, товарищ командир, обовшивели.
Щорс снял с воротника его шинели вошь.
Командир нисколько не смутился.
— Может быть, какому-нибудь их благородию это диво, а мы привыкши.
Это было сказано развязно, с явным намеком на бывший офицерский чин Щорса. Но Щорс как будто не обратил внимания на намек.
— Да, товарищ командир, пора в баньку сходить, пора.
— Это мое личное дело.
— Да? — спросил Щорс и, вызвав дежурного по штабу, приказал: — Отвести товарища командира под конвоем в баню, вымыть, побрить и доложить, что он принял человеческий вид… Вшивых в штаб больше не пускать.
Подобные же приказания Щорс нередко отдавал при посещениях бараков, в которых был расквартирован его полк.
Как-то вечером, осматривая койки 5-й роты, сформированной из отряда Тысленко, Щорс приказал одному красноармейцу:
— А ну-ка, молодой человек, прилягте на свою коечку.
Красноармеец выполнил приказание.
— Удобно? — спросил Щорс.
— Так точно, удобно, товарищ командир.
— А по-моему, нет. Встань!
Щорс вытащил из-под матраца грязное белье.
— Это что? — спросил он, держа белье кончиками пальцев.
— Белье.
— Какое?
— Грязное.
— Совершенно верно. Угадал. Теперь читай, — сказал Щорс, указывая на плакат, висевший на стене.
— «Грязное белье в постели…»
— «…верная вошь на теле», — прочел смущенно красноармеец.
— Правильная поговорка, герой? — допрашивал Щорс.
— Так точно. Совершенно правильная.
— Значит, ты пришел в полк вшей плодить? Так, что ли?
— Простите, товарищ командир.
— На первый раз только. А теперь вот расскажи, герой, что ты сегодня в газетах читал.
— А я, товарищ командир, сегодня не успел еще прочитать.
— Так-так, не успел… Расскажи тогда, что вчера читал.
Красноармеец, покраснев, сознался, что и вчера не читал газет.
— Недосуг было, товарищ командир.
— Так-так, недосуг… Ну, а третьего дня?
Вокруг Щорса уже стояла толпа улыбающихся, подталкивающих друг друга красноармейцев.
— Третьего дня тоже не читал?
— Нет, товарищ командир.
— А завтра будешь читать, герой?
— Так точно. Буду всенепременно.
— Так-так. Конечно, будешь. Я уже побеспокоюсь о тебе. Понятно?
— Понятно, товарищ командир.
Ближайшими помощниками Щорса были его старые соратники по семеновскому отряду. За лето они окончили в Москве курсы краскомов, приобрели командирскую выправку. Их нельзя было узнать. Зубов, командовавший теперь 2-м батальоном, стал похож на Щорса. Он во всем подражал ему. Завел такую же бородку и усы, говорил так же сдержанно, отрывисто; отдавая приказание, смотрел красноармейцам в глаза пристально, строго.