Screenplay 3. Потерянная
Шрифт:
– Лиз, – мягко упрекает меня Рональд после того, как Денис исчез, – я же просил тебя не грубить им.
– Я постараюсь, – пожимаю я плечами, и меня вдруг осеняет: – О, Рональд, прости! Совсем забыла извиниться, – я виновато разулыбалась, скромно похлопала ресницами. – Извини, что набросилась на тебя. Я хотела сразу же попросить прощения, но меня отвлёк этот придурок в маске, и я совсем забыла.
Рональд чуть нахмурился, подбирая слова, но я его опередила. Положила ладонь на его руку, заглянула в глаза:
– Понимаешь, мне срочно было как-то отвлечься от своих мыслей, сделать что-то, что вырвало бы меня из страхов,
Рональд смотрел на меня, хлопал ресницами. На его лице читалось забавное смятение.
– Да ничего, Лиз, рад был помочь. И кажется, это я должен извиняться за то, что… ну ты понимаешь…
за то, что отверг тебя
– Я знаю, что такого пункта нет в твоём контракте, но можешь считать это дружеской услугой, – подмигнула я, и он с облегчением рассмеялся.
День близился к своему окончанию. Маленькое, как бойница, окошко транслировало темноту. В печи потрескивали угли, отсветы пламени плясали на деревянных стенах и балках, возле древней керосинки, прицепленной к потолочному крюку, кружились мотыльки, снаружи дождь шуршал листьями, стучал по деревянной крыше.
Странно быть похищенной, сидеть в какой-то конуре, в лесной глуши, наедине с совсем незнакомым мужчиной и чувствовать себя так уютно, как никогда прежде. Даже запах трухлявого дерева и копоть керосинки казались уютными.
Завернувшись в выданные нам пледы, прислонившись спинами к деревянным стенам, мы сидели напротив друг друга. Я на кровати, Рональд на деревянной шконке. Заниматься было особенно нечем, и мы просто разговаривали. Разговаривали уже долго, и все темы в основном вертелись вокруг нашего похищения в частности и преступности в общем.
– Да брось, Лиз, – махнул Рональд. – Не могут же все быть хорошими, кому-то приходится быть плохим. Представь, если бы мы все были правильными! Одинаковые люди-зеркала. Куда ни повернёшься, видишь только своё отражение, безупречное, идеальное. Какой тогда смысл в жизни? Тебе интересно было бы общаться с зеркалом? Я знаю, о чём говорю. Для интересного сценария, как и для интересной жизни, нужна интрига, и внести её могут только такие вот ребята. Они знают толк в том, как не дать заскучать всем остальным.
– Я что-то не пойму, ты их защищаешь?
не защищает, конечно, просто, напуганный моим приступом удушья, старается максимально разрядить обстановку
– Нет, но… Помню, когда я мальчишкой смотрел фильмы или читал комиксы, мне всегда хотелось, чтобы победили плохие парни. Они казались мне интереснее положительных героев. Они все были такими смелыми, дерзкими, с ними всегда было ужасно весело. Все эти супермены ребята, конечно, классные, правильные и всё такое, но они скучные, они всегда должны быть
я знаю, что на экране ты всегда цветочек, но какой же ты в жизни?
– А тебе приходилось играть роли плохих парней?
– Только раз. Но зрителям не понравилось, они хотели по-прежнему видеть во мне героя, не воспринимали меня в другом амплуа. Я уважаю мнение своих зрителей, и мне приходится с ним мириться, о чём я иногда сожалею. Всегда интересно примерить на себя чью-то шкуру, а шкуры отрицательных персонажей тем более.
Каждый раз перевоплощаясь в психопата, в социофоба, вживаясь в роль, задумываешься над его личностью. Задаёшь себе кучу вопросов. Что сделало его таким? На него повлияли события в прошлом или в нём с рождения какой-то изъян, как бракованная плата в компьютере? Каким он был раньше? Какие мысли у него в голове? В чём его боль? На какое-то время ты становишься детективом и психологом, это уникальный опыт, Лиз.
Но зрители хотят видеть меня только в таком амплуа – идеальном, поэтому мне нравится писать сценарии для своих независимых фильмов. Так я могу влезть в шкуру и в мозги любого персонажа, исследовать его личность, просчитать его действия. Это интересно, и, кажется, у меня это неплохо получается.
– Тебе нужно было стать писателем.
– Дело в том, что я мыслю картинками, образами и не представляю, как это – сидеть над текстом, оттачивать каждое слово. Для меня это слишком сложно.
– А мне больше нравится читать, чем смотреть. Когда я читаю, я сама создаю для себя фильм. Я открываю книгу и вижу белое пространство, испещрённое маленькими чёрными символами. И пока глаза исследуют его строчка за строчкой, мозг проводит колоссальнейшую работу по перекодировке этих символов в зрительные образы. И мне всегда нравится, как мой мозг справляется с этой задачей, как оживляет персонажей и выстраивает для них декорации. Это, если вдуматься, и вправду какое-то невероятное волшебство. Но самое удивительное то, что одна-единственная книга может произвести на свет миллионы фильмов, ведь у каждого читателя он будет свой. И герои будут разными, и декорации, и даже выводы из прочитанного каждый сделает свои.
– Ты как будто думаешь моими мыслями. Я ведь тоже люблю читать.
– Знаешь, я недавно купила дом, и от прежних жильцов мне досталась здоровенная библиотека, они не посчитали нужным забрать с собой этот древний хлам, копившийся, видимо, не одно поколение. Так вот, я что хочу сказать. Каждый раз, когда я беру очередную книгу, у меня внутри зарождается ощущение предвкушения. Это довольно волнительно перелистывать страницы в ожидании очередного сюрприза. То между ними найдётся старая чья-то фотография, то письмо, то талончик на проезд, то высушенные цветы, то незаконченная вышивка, то ещё что-нибудь. Воистину фантазия прежних владельцев библиотеки была очень изобретательной по части закладок. И все эти предметы будто пойманные воспоминания. Это так странно – прикасаться к чьим-то чужим, личным, невыразимо трогательным и навсегда ушедшим событиям.