Screenplay 3. Потерянная
Шрифт:
Погрузившись в свои мысли, я с трудом разбирала, что он говорит. Видимо, Рональд расценил выражение моего лица как непонимание.
– Хорошо. Вот что ты любишь больше всего на свете? – спросил он.
тебя
– Погружаться с аквалангом… – пролепетала я неуверенно первое пришедшее мне на ум.
– Отлично. Я, кстати, тоже люблю, – он улыбнулся и протянул мне горячую ладонь. Я нерешительно вложила в неё свою ледяную руку. – А теперь представь, что за каждое погружение тебе выплачивают по миллиону долларов. Здорово, да?
Если что и
Но и он ненадолго отвлёк меня. Мне вдруг стало невыносимо одиноко, тоска пронзила железным прутом, тело сковал холод, мне казалось, что весь мир против меня, я вдруг почувствовала, что совсем одна. Меня предали… предали… И это чувство причиняло мне такую боль, с которой вряд ли бы сравнилась любая боль физическая, мне хотелось кататься по полу и выть, выдирать себе волосы, делать что угодно, как угодно сходить с ума, лишь бы не ощущать этого. Но Рональд смотрел на меня, и я ничего не могла делать, могла только сидеть, чувствуя, как чудовищное давление разрывает мне голову
и слушать его голос
и смотреть в его добрые глаза
и на эти губы, которые что-то говорят мне
Я не знаю, что было между, но вот я только что цепенела от постигшего меня кошмара…
…и вот я уже неистово целую его, судорожно цепляюсь свободной рукой за его волосы, прижимаю его голову к своей, впиваюсь в его губы всё сильнее, всё глубже…
…и он отвечает мне. Секундное замешательство от моей неожиданной атаки на его рот сменяется ответным поцелуем. В висок. Он мягко отстранил свою голову от моей и поцеловал меня. В висок. Контрольный выстрел – последний за этот день, убивший меня окончательно. А потом прижался щекой к моему затылку, баюкая меня у себя на груди, как испуганного ребёнка, пока я цепенела от ужаса произошедшего. Охватившие меня стыд и отвращение к себе были такими невыносимыми, что мне хотелось провалиться внутрь себя самой, просто перестать существовать. Я только что всё испортила. Я испортила. Всё. Только что….
И не знаю, что бы случилось дальше, может, я и умерла бы тут же на месте, а может, и в самом деле разревелась, что ещё хуже, но дверь открылась, и вошёл Денис. Он поставил на стол битком набитый пакет, бросил нам ключи.
– Отцепитесь от кровати, застегните друг другу наручники и киньте ключи мне обратно.
Рональд выпустил меня из объятия и принялся возиться с замками.
Набрав полную грудь воздуха, я взглянула на Дениса. Он избегал смотреть мне в глаза и смотрел куда угодно ещё – в угол, в стену, в потолок. Это дало мне повод думать, что он чувствует некое подобие вины, и я решила прощупать почву получше. Какое счастье, что Рональд ни слова не понимает по-русски.
– Это была его идея? – спросила я.
Денис молчал, но глаза сказали всё за него.
– Так я и думала. Тебе самому такая подлость вряд ли пришла бы в голову. Он, видимо, был очень убедителен, миллионами соблазняя тебя на предательство.
Денис по-прежнему молчал. Меня сдерживало только одно – присутствие Рональда. Если бы не он, я бы бросилась на Дениса, чтобы вцепиться ему в глаза, изорвать его в клочья. И меня не остановило бы оружие в его руке, о, нет, нисколько – и именно это он читал в моём взгляде.
– Ты бы выстрелил? – прошипела я.
Он отвёл глаза.
– Выстрелил бы ты в меня, я спрашиваю?
Ответа я не дождалась, с глухой яростью отвернулась к Рональду. Он протягивал мне ключи. До меня дошло, что нас собираются держать в наручниках всё время, и я снова ощутила вспышку бешенства. Рональд смотрел на меня, и мне пришлось успокоить свою ярость, прежде чем вновь повернуться к Денису.
– Как ты, думаешь, чувствовал бы себя с постоянно скованными руками? – спросила я осторожно.
– Хреново, – промямлил он.
– Если у тебя осталась хоть капля уважения ко мне, ты заберёшь эти наручники с собой.
– Ну… не знаю…
– Зачем они нам тут? Мы что, собираемся драться друг с другом? А как я куртку надену? А как буду спать в них? Ну, сам-то подумай.
– Ладно, кинь их мне.
– Неужели, – съязвила я и забрала ключи у Рональда.
Через минуту бросила наручники изнывающему от неловкости Денису, и он, не выпуская нас из поля зрения, попятился к двери и вышел.
– О чём ты его спрашивала? – строго поинтересовался Рональд.
– Хотела выяснить, первые ли мы, кого они похитили. И что стало с теми, кто был до нас, – соврала я и снова погрузилась в меланхоличное отупение.
Всё никак не могла поверить в то, что действительно сделала это. Как я могла накинуться на Рональда?!
– Я же попросил тебя не высовываться. Пожалуйста, больше никаких разговоров, хорошо? Не зли их.
– Хорошо, – бросила я в его сторону и отвернулась, чуть не плача.
Я всё испортила. Глупая, несдержанная идиотка! Теперь он видит во мне всего лишь ещё одну свою безумную фанатку. Проклятье! Как я могла так глупо и безнадёжно лишить себя шансов произвести на него серьёзное впечатление! Поздравляю тебя, Лиз, ты всё та же непроходимая тупица! Можешь распрощаться с ним сейчас же и ехать обратно домой! Ага, домой! Теперь, запертая с ним наедине, ты будешь вынуждена сходить по нему с ума уже без малейшей надежды на взаимность. Это ведь то, чего ты так боялась, Лиз? Ты всегда любила смотреть в лицо опасностям, но брать себя за шкирку и собственноручно скидывать в жерло кипящего вулкана… Как глупо. Как обидно…
Действовать. Простые будничные действия помогают решить большинство глобальных проблем. Каждый раз, обретая контроль хотя бы над малым, тем самым мотивируешь себя на дальнейшие конструктивные действия. Страх, отчаяние, подавленность и даже гнев происходят от сознания собственного бессилия, беспомощности. Нужно предпринять какие-то действия. Просто начни делать хоть что-нибудь, Лиз, хватит сидеть, как каменная горгулья на стене собора!
Я встала, походила по домику, чтобы унять дрожь. Отчаяние переросло в зловещее спокойствие, я подошла к столу, заглянула в пакет.