Screenplay 3. Потерянная
Шрифт:
Общее настроение письма было дружеским, если не сказать фамильярным. Стало понятно, что человек, к которому обращался Рональд, как минимум очень близок ему. В требовании он просил снять с его счета сто миллионов долларов (на этом месте я всё же поперхнулась кофе), часть денег разменять мелкими купюрами, на оставшиеся купить некрупных бриллиантов и следовать дальнейшим инструкциям.
Сообщалось также, что ни в коем случае нельзя звонить в полицию. Руслан особенно настоял на этой строке и даже, пытаясь придать своей физиономии осмысленное выражение, будто он что-то понимает на английском, проверил чтобы она появилась в требовании.
– Что это за хрень? При чём здесь озеро.. как там его?
– Рональд упоминает историю, известную только ему и его доверенному лицу. Чтобы не оставалось сомнений, что это пишет именно он.
Руслан недоверчиво переводил взгляд с Рональда на меня и обратно. Прошипел:
– Я надеюсь, вы двое хорошо понимаете, что всякие фокусы со мной не пройдут?
– Мы понимаем.
– Я так же надеюсь, вам обоим дороги ваши пальцы?
Злость старила и уродовала его.
– Нам дороги наши пальцы, – ответила я спокойно.
– Остынь, придурок, – сказал Рональд, с сочувствием глядя на раздувающиеся ноздри Руслана.
– Что он там лепечет? – прищурился тот.
– Говорит, отличный свитер, – бросила я в его сторону.
Руслан нахмурился ещё больше.
– Я бы на его месте не подвергал себя такой опасности, – невозмутимо продолжал Рональд. – Его глаза сейчас просто выпадут из глазниц.
– Говорит, ему нравится такая крупная вязка, – перевела я.
– Он что, смеётся надо мной?
– Нет, что ты, – округлила я глаза. – Его религия запрещает ему смеяться над вооружёнными идиотами.
– Пошли вы оба…
Руслан вышел, хлопнув дверью, но через секунду просунул голову в щель.
– Выезжаем через час, – сказал он мне, – собирайся.
– Ещё кофейку? – Рональд потянулся к печи за котелком.
Мы обсудили погоду, потом свои сны, потом он уговорил меня съесть половинку печенья, потом я слушала его наставления о том, как надлежит мне вести себя с бандитами, чтобы не провоцировать их на нехорошие действия. Угрюмо кивала, глядя в окно.
– Крошка, – сказал Рональд, бросив взгляд на мой подбородок.
Я обмахнулась.
– Не здесь, – он качнул головой и протянул руку.
Не знаю, почему я увернулась. Но я увернулась, породив секундное замешательство и в его взгляде, и в своих чувствах. Быстро смутилась, быстро пришла в себя, приблизила к нему лицо и всё-таки позволила смахнуть крошку.
Тёплый палец аккуратно скользнул по краю моей нижней губы. Сначала меня прострелило электричество, потом я на мгновение ощутила потрясающей ясности вспышку памяти.
Я, маленькая, сижу на пуфе, кто-то завязывает мне шнурки, а я кривляюсь и дрыгаю ногой. И у меня возникло удивительно приятное чувственное ощущение, ощущение из раннего детства, когда тебе ни до чего нет дела, потому что ты ничего не решаешь. У тебя есть кто-то большой, сильный и умный, разбирающийся во всех тонкостях этого огромного непонятного мира. Кто-то, кому доверяешь без оглядки, не ставишь под сомнение объективность его суждений и можешь позволить себе просто жить. Тихо развлекаешься собственным существованием на радость себе и окружающим.
Ощущение было мимолётным и исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив после себя острую, как зубная боль,
Вспомнила, когда сама же об него и запнулась, вставая из-за стола. Сделала два неуклюжих шага, треснулась локтем о железную спинку кровати и упала на скомканный матрас.
– Ой, – сказала я и растерянно уставилась на висящий шнурок.
Рональд усмехнулся, подошёл и присел на корточки рядом с моей ногой. Пока мы оба смотрели на его занятые работой пальцы, я вся трепетала от волнами накатывающих эмоций. Пальцы справились слишком быстро. Наслаждаясь отголосками его прикосновений, я погрузилась в раздумья насчёт следующей подобной кампании и пребывала в них до тех пор, пока дверь не распахнулась.
Дежавю.
Именно это я чувствовала, пока ехала в машине. Снова я с завязанными глазами, снова сижу сзади, снова за рулём Денис, а Руслан снова на пассажирском сиденье. Антона очень не хватает. В этой ситуации особенно. Я вспомнила, как он на меня смотрел. Успокаивающе – вот как. Пока эти двое издевались над моей растерянностью, Антон, хоть и собственноручно засунул меня в машину, старался меня успокоить. Тогда я чувствовала страх, но то, что чувствовала я сейчас, было ещё хуже. Унижение. Отвратительное ощущение того, что тебя используют по своему усмотрению.
Внезапно я похолодела. Вспомнила, как иногда ловила на себе скользкие взгляды Руслана, блуждающие в моём декольте или недвусмысленно останавливающиеся на бёдрах. Он всегда совершенно очевидно и явственно меня хотел и даже не пытался это скрывать. Иногда позволял себе отпустить сальную шуточку в мой адрес, но я никогда не реагировала. Его слова пролетали мимо, никак меня не касаясь, я была выше того, чтобы обращать на него внимание, и не обижалась, как не обижаются на душевнобольных детей. Но это в других условиях. В тех условиях он был никем – простым рабочим, которого всегда можно заменить, сейчас же Руслан имеет власть. Хочешь узнать человека – дай ему власть. Так говорят. У меня свело горло. Не хватало ещё, чтобы он… Проклятье! Меня чуть не стошнило от отвращения, когда я представила его руки на своём теле, его слюнявый рот около лица. «Господи боже, уймись же наконец!» – приказала я себе. Это же только страхи, ничего больше!
Колёса больше не шуршали по гравию, машину не раскачивало на ухабах – мы выехали на шоссе. Куда они меня везут? Боятся, что звонок отследят? Или в лесу просто не ловит мобильная связь? Мы ехали уже больше получаса, и всё это время мне приходилось слушать какую-то чудовищную безвкусную музыку начала двухтысячных. Я беспокоилась, что от неё у меня начнётся мигрень.
– Можно выключить эту галиматью? – попросила я.
– Скажи: пожалуйста, – услышала я голос Руслана.
Ну вот, началось. Уже выпячивает свою власть. Дешёвка. Я промолчала.