Сдаю комнату в коммунальной квартире
Шрифт:
Из дворов на другой стороне улицы вновь раздался лай. Я прижала очки к переносице и внимательно осмотрела окрестности. Бредущий по обочине бомж с сумкой на колесиках, набитой бутылками, поблескивающая черными боками хищная импортная машина с тонированными стеклами, запаркованная на противоположном тротуаре. Ни собак, ни кошек, только каркающая в ветвях каштана ворона. Отчего же мне кажется, что кто-то не сводит с меня пристального и злобного взгляда?
Раздался еле слышный шлепок. Я повернула голову и увидела небольшой сверток, приземлившийся возле забора ЛТП. Пришлось собрать всю волю в кулак и заставить себя открыть дверцу
— Домой! И как можно быстрее.
Чужой злобный взгляд продолжал буравить, и я сообразила, что его обладатель вполне может скрываться за тонированными стеклами черной машины. Но таксист уже развернулся посреди дороги, наплевав на все правила, и мы свернули за угол. Я пожалела, что не запомнила номер таинственного автомобиля, но через минуту одернула себя. Что бы это изменило? Может, это честный человек, просто его псы загипнотизировали, чтобы он за ЛТП следил. Как Максимилиан меня, когда мы музей грабили!
— Приехали! — рявкнул таксист.
Я уставилась на родную калитку. В узкую щель высовывался Леночкин носишко. Увидев меня, полковничья дочь радостно взвизгнула:
— Тетя Маша! Вы вернулись? А то поезд через двадцать минут!
— О Господи! — вздрогнула я. — Сейчас, я только… Мужчина, вы нас на вокзал отвезете?
— Нет! — отрезал таксист. — Я домой еду, у меня смена закончилась. Вылезайте, дамочка, я вас никуда больше не повезу.
Решив, что вижу перед собой уникальный кадр, которому не нужны лишние деньги — вокзал в десяти минутах езды — я расплатилась и побежала в дом. Сунула сверток Максимилиану, велела Леночке хватать сумку, отмахнулась от Феликса, желавшего со мной рассчитаться, и проорала:
— Все потом! Сначала на вокзал съезжу!
Глава 15
Другое такси удалось вызвать без проблем. Я доставила Леночку на вокзал, запихнула ее в поезд — вроде бы подходящий — и облегченно вздохнула. Ответственность за чужого ребенка мне не по душе. Я и за себя-то в полной мере ответственности не несу! Постоянно все путаю и куда-нибудь опаздываю. Если бы не мама, регулярно требующая от меня отчета по оплате коммунальных услуг, я бы давно погрязла в неоплаченных квитанциях. Не из-за отсутствия денег, а из-за рассеянности и головотяпства.
Я одернула себя — хватит пережевывать собственные недостатки! И так вокзальная суета вызывает у меня желание все бросить, взять билет на проходящий поезд, со станции автобусом добраться до поселка Морского и спрятаться в родовом гнезде! Оттуда звякнуть Максимилиану и велеть отдать ключи Амалии, как надумает съезжать. А десять тысяч долларов пусть Феликс оставит себе — я все равно ни минуты не верила, что мне заплатят такую сумму за пятнадцатиминутное катание в такси!
Но я оставила дома Барона. Поэтому мысли о бегстве придется отставить и возвращаться к своему некормленому лохматому заложнику.
Я не могу бросить запертую в комнате собаку без еды и с миской воды, в которую он за ночь наверняка уронил пару пучков шерсти. Это значит, что вода уже к обеду испортится, и Барон будет ее тоскливо нюхать и воротить морду. В его солидном собачьем возрасте радостей немного — вкусная еда, свежая вода, прогулка по хорошей погоде. И я не могу обмануть его ожиданий. Слишком давно мы живем вместе, чтобы обманывать друг друга.
Когда мы с Бароном были моложе и веселее, мы часами
Но и по городу гулять было несладко — стаи псов, прижившихся на автостоянках, в больницах и прочих территориях, где их прикармливают сторожа, настоящее мучение для владельцев собак на поводках. Шавки вылетают из-за забора и окружают вас с истошным лаем. Сторож довольно повизгивает «Так его! Нечего мимо наших ворот ходить!», шавки кидаются, собака рвет поводок, а прохожие застывают, желая досмотреть спектакль до конца. После битвы с ротвейлером я нашла прекрасный выход из таких ситуаций. Я просто бросала поводок на землю и командовала: «Фас!». Выход замечательный, но вряд ли подходящий старушке с пуделем.
А сколько раз Барон сбегал от меня, увязавшись за какой-нибудь сучкой! Вечная борьба двух лагерей!
— Уберите своего кобеля! Держите его на поводке, он мою девочку испортит!
— Сами ее на поводок возьмите! Или в подгузнике водите, чтоб не волноваться.
— Жуля, вернись, куда ты, Жуля?
— Барон, иди ко мне! Ко мне, кому говорю!
Возвращается он через два дня, жадно пьет воду и падает на коврик без сил. Его тошнит, у него температура и понос, ветеринар берет за визит бешеные деньги и произносит длинное название какой-то собачьей инфекции. Хочешь — не хочешь, а неделю надо делать уколы и таскать пса во двор на руках со второго этажа. Держать собаку не развлечение. Это тяжкий и изнурительный труд.
Но все мучения искупаются радостью, с которой вас встречают даже после короткой разлуки. Недаром есть устойчивое словосочетание «собачья преданность». Именно она греет душу любого хозяина.
Я отомкнула дверь ключом. Барон заскреб когтями по полу, коротко выдохнул «Ах!» и стремительно кинулся ко мне. Я увернулась и юркнула на диван, не снимая туфель. Барон прицелился, боднул меня головой в живот, заурчал. Я ухватила его за теплые мохнатые уши, потрепала, и урчание перешло в знакомый низкий звук: «М-м-м… а-а-а…»
— Скажи «мама»! — потребовала я.
Барон охотно выполнил указание, повторяя столь несвойственный собакам звук.
— Умница! — похвалила я. — Любишь маму, дурачок?
Барон ахнул и облизал мне лицо.
— Любит, — негромко сказал возникший в дверях Максимилиан.
Он побрился и выглядел куда приятнее, чем ранним утром. Только глубокие тени под усталыми, покрасневшими глазами никуда не делись. Я всмотрелась ему в лицо и — что в уме, то и на языке — ляпнула:
— А сколько вам лет, Максимилиан?