Сдвиг времени по-марсиански (сборник)
Шрифт:
— Ты хочешь, чтобы я тебе помог, Майерсон? — спросил Палмер Элдрич.
— Да,— ответил он.
Какая-то сила подхватила его, он раскинул руки, чтобы сохранить равновесие, и вдруг оказалось, что он летит, падает в бездонный, сужающийся туннель. Он чувствовал, как стены сжимаются вокруг него, и знал, что совершил ошибку. Палмер Элдрич еще раз перехитрил его, продемонстрировал власть, которая была у него над каждым, кто принимал чуинг-зет; он сделал нечто, и Барни даже не знал, что именно, но наверняка не то, о чем тот говорил и что обещал.
— Будь ты проклят, Элдрич,— сказал
«Оставь мне что-нибудь,— подумал он.— Прошу тебя».
Он осознал, что это молитва, которой уже никто не выслушает. Палмер Элдрич уже давно сделал то, что хотел, и теперь было уже поздно, всегда было поздно.
«Значит, я должен довести дело до суда,— подумал Барни.— Я найду какой-нибудь способ вернуться на Марс, проглочу яд, проведу остаток своих дней в судебных заседаниях — и выиграю. Не ради Лео и “Наборов П. П.”, но ради себя самого».
Внезапно он услышал смех. Это был смех Палмера Элдрича, но он раздавался из... его собственного рта.
Взглянув на свои руки, он увидел сначала левую, бледно-розовую, покрытую кожей с мелкими, почти невидимыми волосками, а потом правую, блестящую, идеально подогнанную искусственную руку, которая была намного лучше настоящей, потерянной много лет назад.
Теперь он знал, что с ним случилось. Произошла чудовищная — по крайней мере, с его точки зрения — перемена, и, может быть, все, что до сих пор произошло, должно было закончиться именно таким образом.
«Это меня убьет Лео Булеро,— понял Барни.— Это обо мне будет говорить та надпись на памятнике.
Теперь я — Палмер Элдрич.
В таком случае,— подумал он, в то время как мир вокруг него начал приобретать конкретные черты,— интересно, как у него идут дела с Эмили.
Надеюсь, что очень плохо».
Глава 12
Широко раскинув руки, он простирался от системы Проксимы Центавра до самой Земли, и он не был человеком, он вернулся не человеком. И он обладал огромной властью. Он мог победить смерть.
Однако он не был счастлив. По одной простой причине: он был одинок. Он пытался избежать этого, прилагая огромные усилия, чтобы увлечь за собой других. Одним из них был Барни Майерсон.
— Майерсон,— дружелюбно сказал он,— что ты, черт побери, теряешь? Ну подумай сам: для тебя все кончено. У тебя нет женщины, которую ты любишь, и ты жалеешь о том, что было. Ты знаешь, что избрал неверный жизненный путь и никто тебя к этому не принуждал. И это нельзя исправить. Даже если ты проживешь миллион лет, ты не вернешь того, что потерял — добровольно. Ты понимаешь меня?
Молчание.
— И ты забываешь об одном,— продолжал он.— Она деградировала в результате этой убогой эволюционной терапии, которой занимается этот немецкий доктор из бывших нацистов. Конеч но, она оказалась достаточно умна, а вернее, ее муж оказался достаточно умным, чтобы заставить ее отказаться от этой терапии, так что она продолжает делать свои вазочки, которые все же продаются; она не успела сильно деградировать. Однако... она не понравилась бы тебе такая, какая она сейчас. Ну, ты знаешь: чуть мельче, чуть глупее. Даже если бы ты вновь вернул ее, было бы не так, как раньше, было бы иначе.
Он снова подождал. На этот раз он услышал ответ.
— Ну и ладно!
— Куда ты хотел бы отправиться? — продолжал он.— На Марс? Ладно, значит, на Землю.
— Нет,— ответил Барни Майерсон.— Я эмигрировал добровольно. Я уже сыт по горло, для меня все кончено.
— Ну хорошо. Не на Землю. Посмотрим. Гм...— Он задумался,— На Проксиму,— сказал он.— Ты никогда не видел систему Проксимы и проксов. Я — мост, знаешь? Между двумя системами. В любой момент они могут попасть в Солнечную систему — через меня. Но я их не пускаю. Хотя им все больше не терпится.— Он захихикал: — Они выстраиваются в очереди. Как дети за билетами в кино на субботний утренник.
— Преврати меня в камень.
— Зачем?
— Чтобы я ничего не чувствовал,— ответил Барни Майерсон.— Больше я ничего не хочу.
— Ты не хочешь быть вместе со мной частью одного-единого организма?
Нет ответа.
— Ты помог бы мне реализовать мои планы. А у меня их много, и они обширны — планы Лео по сравнению с ними ничто.
«Конечно,— думал он,— Лео скоро меня убьет. Скоро — в тех категориях, в которых измеряется время вне моих миров».
— Я познакомлю тебя с одним из своих планов — из числа не самых важных. Может быть, это тебя заинтересует.
— Сомневаюсь,— сказал Барни.
— Я собираюсь стать планетой.
Барни рассмеялся.
— Ты считаешь, что это смешно? — Его охватила злость.
— Я думаю, что ты чокнутый. Неважно, человек ты или существо из межзвездной бездны, но ты сошел с ума.
— Я еще не объяснил,— с достоинством ответил он,— что я под этим понимаю. Я хотел сказать, что намерен стать всеми жителями планеты. Ты знаешь, о какой планете я говорю.
— О Земле.
— Нет, черт побери. О Марсе.
— Почему именно Марс?
— Потому что он...— Элдрич пытался найти подходящие слова.— Он новый. Не цивилизованный. Он полон возможностей. Я собираюсь быть каждым из колонистов, которые туда прилетят. Я поведу их к цивилизации, я буду их цивилизацией.
Молчание.
— Ну давай. Скажи что-нибудь.
— Как это так получается,— сказал Барни,— что ты можешь стать всем, даже целой планетой, а я не могу стать даже табличкой на стене моего кабинета в «Наборах П. П.»?
— Гм,— пробормотал он, сбитый с толку,— Ну хорошо, хорошо, ты можешь быть этой табличкой, какое мне, черт возьми, до этого дело? Становись чем хочешь — ты принял наркотик и имеешь на это право. Это, естественно, иллюзия. Такова правда. Я открываю тебе самый большой секрет: все это галлюцинации. Лишь из-за некоторых пророческих черт эти видения кажутся реальностью, подобно снам. Я перемещался в миллионы этих так называемых миров и вернулся из них, я познакомился со всеми. И знаешь, что они собой представляют? Ничего! Это то же самое, что и электрический импульс, с помощью которого лабораторная крыса раз за разом раздражает определенные участки своего мозга. Это отвратительно.