Седьмая чаша
Шрифт:
– Но ведь и другие могли. А поди дознайся, из пятерых заподозренных – кто? – Смилов проводил взглядом какую-то жгучую брюнетку и сказал мечтательно: – Эх, раньше работенка сыскная была – позавидуешь!
– Когда раньше? – не понял подполковник.
– В средние, например, века… Пять заподозренных в убийстве? Вешали их, сердечных, на дыбу, затем для разнообразия – сапожок испанский…
– И все пятеро сознавались в убийстве. Представь, что и у нас покаются вдруг все пятеро. Тогда начинай все заново… А если говорить серьезно, Любак, то «дело Даракчиева» затрагивает меня особенно глубоко. Не только самим фактом преступления. И убитый, и заподозренные –
– Каждый несет свой крест, – сказал помощник Геренского. – Угнетает или нет, а работа есть работа. Сколько мы бьемся, а дело ни с места. По-моему, после сегодняшнего вашего доклада генерал остался недоволен. Надо сдвинуться с мертвой точки. Не пора ли выяснить источник их огромных доходов?
КРУГ ЗАМЫКАЕТСЯ
1
Этот пункт спортлото ничем не отличался от всех подобных мест: обшарпанный стол в чернильных пятнах, старые газеты, торчащие из грязных чернильниц ручки столетней давности, снимки футболистов на стенах. Подполковник Геренский сначала рассмотрел все это через окно и лишь потом толкнул дверь.
Он купил билет и поинтересовался у заведующего, скоро ли тираж. Дамян Жилков отвечал с такой грустью и досадой, что даже ко всему привыкший Геренский изумился. Он зачеркнул шесть номеров и бросил билет в желтый ящик. Потом, взглянув на свои часы, как бы в раздумье спросил:
– Кажется, пора закрывать на обед?
– А тебе какое дело? – огрызнулся Жилков.
– Советую запереть дверь и повесить табличку «Перерыв на обед», – терпеливо ответил подполковник и показал Дамяну свое удостоверение. – И если нетрудно, говорите со мной на «вы». Мы еще не успели стать друзьями…
Жилков, действуя как автомат, выполнил распоряжение и вернулся к столу.
– Чего вы от меня хотите?
– Только одного – говорите правду. Не думаю, что после полного признания вы останетесь безнаказанным, зато оно наверняка вам поможет. Вам предстоит рассказать о целом ряде загадочных фактов: о толстой пачке денег с отпечатками ваших пальцев, об этой любопытной фотографии, что была найдена в кармане убитого, о вашем подозрительном везении в спортлото с неизменно крупными выигрышами…
Дамян Жилков лихорадочно соображал: глупо врать обо всем подряд, тем более о вещах, которые так или иначе когда-нибудь раскроются. Но что делать? От каких показаний отказаться, на каких настаивать, в чем сознаться?
– О чем вам рассказывать?
– Для начала о связях с Георгием Даракчиевым.
– Я у него был вроде как слуга, – сказал Жилков. – Он наваливал на меня разные дела и платил мне за них.
– Щедро, должно быть, платил?
– Не скупился. Денег у Даракчиева всегда было достаточно, и он не жадничал.
– Какие же поручения он на вас возлагал?
– Он их называл мужицкими, плебейскими, не требующими ума. Вот, например, эта фотография. В своих прежних показаниях я сказал неправду. Все было иначе. На прошлой неделе Даракчиев мне говорит: «Дамян, завтра тебе нужно провернуть одно дельце. Вот, гляди. – И показывает мне на запасное колесо от автомашины. – Эту, – говорит, – штучку возьмешь сегодня с собой. Завтра в четыре часа дня ты должен быть на шестом километре между Чирпаном и Старой Загорой. Там ты застанешь на обочине одного иностранца, он будет менять заднее колесо. Ты ему предложишь свою помощь, и он согласится. Так вот, все, что от тебя требуется, – это поставить ему наше колесо взамен испорченного. Он передаст тебе пакет с деньгами. Не вздумай утаивать из них ни единого лева. Деньги передашь мне в пятницу, когда мы соберемся на вилле. А я уж сам решу, сколько тебе дать за услугу…» Вот как все было. Да только я от Даракчиева ничего не получил.
– Деньги в ящике – это те, что дал вам иностранец?
– Те самые, – подтвердил Жилков.
– А фотография?
– Я сам ей удивляюсь. Выходит, Даракчиев послал кого-то следить за мной.
– Вы знали раньше этого иностранца?
– Как его зовут, не знаю. Но однажды мы с ним уже встречались. В тот раз мы тоже менялись колесами.
Он заколебался, и Геренский счел нужным подтолкнуть его:
– Вы ведь наверняка знали, что было внутри колеса.
– Да уж, конечно, полюбопытствовал, было дело, – вздохнул Жилков. – Какие-то картины без рамок. Скрученные в рулоны и завернутые в целлофан.
– Откуда Даракчиев их брал?
– Кто его знает… Я ж вам говорил, он мне подсовывал самую грязную работу. Для другой, почище, у него были другие люди. Кто они, откуда – я не знаю. Даракчиев говорил про них, что это его… каксоциум.
– Может быть, консорциум?
– Вроде того. В таких словечках сам черт не разберется.
– И это все?
– Все! Ни в чем я больше не виноват.
– А теперь расскажите мне, что вам известно о Георгии Даракчиеве. Опишите его так, как будто я в первый раз о нем слышу.
– Ну что вам сказать? Человек как человек: высокий, видный собой, одет всегда с иголочки. Зато характерец у него… – Жилков многозначительно подтянул воротник, тем самым давая понять, что характер у его бывшего компаньона был далеко не ангельский. – Я никогда не знал, что взбредет ему в голову. То он покладистый, мягкий – и вдруг взорвется, напустится на тебя, всю душу вытрясет. И любил командовать! Но не всегда это проходило: если поговоришь с ним по-мужски, он осаживался. – Дамян Жилков призадумался и закончил философски: – Да, так в жизни и бывает: если не дашь отпора – каждый тебя топчет.
Александр Геренский медленно встал и направился к двери. Он повернул ключ в замке и вышел не прощаясь. Гораздо позже, уже к ночи, Жилков вспомнил: Геренский ничего не спросил о разговоре с Паликаровым у беседки. И этот необъяснимый факт испугал Дамяна больше, чем все остальное.
2
Коста Даргов, одетый в новый летний костюм песочного цвета, с ядовито-зеленым галстуком, стоял у дверцы своего роскошного «опель-адмирала». В пять минут шестого из таможни появился Средков, и Даргов лениво поманил его пальцем.