Седьмая чаша
Шрифт:
– В армии, товарищ Геренский. Служит в Плевене.
– Так-так, в армии. Хотите знать правду, Тотева? Даракчиевы и Паликаровы со всеми их потрохами и коктейлями-парти не стоят мизинца вашего солдата.
– Уверяю вас, товарищ…
– Выслушайте меня, Тотева, – перебил он. – Перед вами столько возможностей. А вы хотели пожертвовать всем этим богатством, чтобы получить сомнительные удовольствия, которые подсунула бы вам компания немолодых уже проходимцев.
– Но…
– К сожалению, я не шучу. И Мими, между прочим, тоже не шутила. Ее предсказания осуществились бы целиком и полностью. Через несколько месяцев вы могли бы превратиться в подобие Мими. Про солдата своего вы начисто бы забыли, зато стали бы нашей постоянной посетительницей. Студентка-филолог, состоящая на учете в милиции, – не правда ли, звучит? И ради чего? Ради двух-трех глотков
5
В этот вечер Александр Геренский чувствовал себя уставшим. Перспектива готовить себе ужин самому его не соблазняла, еще меньше хотелось стать жертвой какого-нибудь медлительного официанта в ресторане. Проще было перекусить где-нибудь в столовой. Так он и поступил. Равнодушно пережевывая люля-кебаб, он не мог оторваться от мыслей о роковом коктейле-парти, о роскошных дачах, где после трудов праведных веселятся простые бухгалтеры…
Он пришел домой и, как обычно, встал под холодный душ. Плескаясь и отфыркиваясь, он ухитрялся еще и попыхивать сигаретой – единственный в своем роде номер. Потом, хотя на часах было только девять, Геренский натянул пижаму, сунул ноги в тапочки и принялся расхаживать по пустым комнатам. Открыл новую пачку сигарет, взял книгу с ночного столика, плюхнулся в любимое кресло под торшером. Но вскоре понял, что не в состоянии прочесть ни строчки – голова была занята проклятым делом Даракчиева. Он захлопнул книгу и направился в свой кабинет, который в шутку называл электротехнической лабораторией. Тут были разбросаны паяльники, провода, обрывки изоляционных лент, пылился в углу реостат, поблескивал осциллограф матовым экраном. На столе покоился разобранный на части телевизор капитана Смилова. Телевизор был итальянским, и ни одно телевизионное ателье в Софии не бралось его починить. После долгих уговоров подполковник снизошел к беде своего подчиненного, однако задача оказалась настолько интересной, что он уже несколько недель тянул с ремонтом. Над столом висела слегка потемневшая от времени картина. С нее смотрел на Геренского мужчина с поседевшими волосами, бойкими глазами и пухлыми щеками, которые выдавали в нем любителя вкусной еды. Глянув на себя искоса в зеркало, Геренский подумал, что недалеко то время, когда и сам он станет точной копией отца.
«Ну что, не очень доволен мною? – мысленно спрашивал он отца. – И правильно, что недоволен. Сколько раз ты мне говорил: никогда никому проповеди не помогут… А я? Ничего не нашел лучшего, чем огорошить девушку пышной нравоучительной речью. А как иначе отыскать путь к ее сердцу? Я знаю: ты, отец, этот путь нашел бы сразу. Таково призвание врача, целителя. Но я-то не врач, вот в чем загвоздка. К тебе люди приходили с надеждой, с верой в твое всемогущество. Они заранее знали, что будут исцелены. И потому не колеблясь доверяли тебе лечить свое тело, а порою и душу… Теперь, отец, попробуй встать на мое место. Я плачу за грехи многих моих предшественников, которые не знали иного средства для общения с людьми, кроме угроз, запугивания. Чему ж удивляться, если люди встречают меня настороженно, недоверчиво, порою злобно. Они заранее настроились на битву и готовы сражаться всей силой разума и воли. Попробуй перебороть их страх и недоверие. И если мой разговор с Еленой Тотевой был лишь сотрясением воздуха, один ли я в этом виноват? В конце концов, я сделал все что мог…»
ИГРА НА РАВНЫХ
1
Незадолго до обеденного перерыва Борис Паликаров навестил Жилкова. Едва приятели кивнули друг другу, Жилков предупредительно поднял указательный палец вверх: они были не одни. Возле окна какой-то преклонных лет гражданин, по-видимому пенсионер, корпел над таблицей прошедшего тиража спортлото. Время от времени он вздыхал, затем аккуратно зачеркивал очередной номер в лежащем перед ним билете. Взял и Паликаров билет, начал заполнять. Наконец пенсионер удалился. Дамян Жилков запер дверь на ключ, не забыв вывесить табличку «закрыто», и только тогда осведомился:
– Ну выкладывай, зачем явился?
В обычных обстоятельствах такой прием разозлил бы Паликарова, но сейчас было не до выяснения мелких счетов.
– Билетик счастливый захотел приобрести, вот и явился.
– В самую пору, – буркнул Дамян. – Сдается мне, скоро все мы займемся спортлотереей. Сам знаешь – хватил кондрашка Жоржа, стало быть, наши доходики – тю-тю…
– Как знать, как знать, Дамян. Глядишь, опять злат ручей потечет.
– Потечет, да на том свете…
– И на этом потечет, помяни мое слово. Главное – не спешить, выйти сухими из воды. А забудут про эту глупую историю с Даракчиевым, опять гуляй-веселись…
Жилков посмотрел на дружка с подозрением.
– Гулять-веселиться мы будем всей компашкой в тюрьме. А кое-кто и на том свете вместе с Жоржем…
– Как раз потому я и пришел, – тяжело выговорил Паликаров. – Плохи дела, Дамян. Вчера вечером зашла ко мне Мими…
– Ну и что? – осклабился Жилков. – Хорошо ль провели времечко?
– Оставь! – махнул рукой Боби. – Не до того нынче, не до амуров… В милицию Мими вызвали вчера вечером. Вместе с крошкой Лени. Такая вот закрутилась карусель.
– Эка невидаль. Знаем мы сказки про белого бычка.
– Тут не до сказок, голова б осталась цела. Скверные новости, Дамян. Вызывал их какой-то Геренский. Чутье у него, как у охотничьего пса. В два счета расколол и Лени, и Мими. Ласковый такой, обходительный, а ведь всю подноготную вызнал, стервец. Мягко стелет, да жестко спать.
– А насчет чего он Мими расколол? спросил недоуменно Дамян.
– Насчет нашего разговора. В саду, возле беседки. Ну когда я намекал, что ты самый подходящий на должность шефа нашего консорциума. А она и подслушала весь разговор, сволочь.
Долго раздумывал Жилков, а когда наконец смекнул, что к чему, то от огорчения и досады грязно выругался.
– Ну и влипли!
– Будем говорить откровенно, Дамян. Влип перво-наперво ты, – отвечал, ни секунды не раздумывая, Боби. – Встань на место этого милицейского пса. Что ты подумаешь, если услышишь россказни Мими? Дамян Жилков рвался занять место Даракчиева, ну и прикончил сердешного…
– А это на воде вилами писано, кто его прикончил. Псу милицейскому и другое может прийти на ум: чего ради старый развратник Паликаров накручивал Дамяна насчет Жоржа? А может, для отвода глаз, чтоб самому его кокнуть?
Видно, такая мысль и раньше мелькала в голове Паликарова. Лицо его стало серым, он весь скорчился, как от невыносимой боли.
– Не старайся меня обвинить. Ежели и взаправду расквитался с Жоржем, можешь мне об этом не говорить. Знать ничего не знаю, и точка. Сам понимаешь, у нас и без того достаточно хлопот, к чему ж топить друг друга. Хотя одну вещь я тебе должен сказать. Не беспокойся, никто о ней никогда не узнает. А коли узнает – худо будет тебе, Дамян, а не мне. Когда я обходил дачу, чтобы позвать кретина таможенника, ты как раз выпорхнул из прихожей и пошел к калитке. Я видел тебя своими глазами, учти. А следователю ты втирал очки насчет того, что именно в это время ты шел от калитки к даче. Я знаю, зачем ты ему врал. Мы с Жоржем разговаривали приблизительно две минуты. Полминуты прошло, пока я обходил дачу. Уже две с половиной минуты. Время вполне достаточное, чтобы сварганить дельце в гостиной. И все шито-крыто. Без свидетелей. Чисто сработано.
– Ты меня не запугивай! Не клюнет рыбка! Если хочешь – беги, сам покайся перед Геренским. А мне бояться нечего!
– И впрямь: опасаться тебе, голубчик, нечего. Совесть твоя не в пример моей чиста, – усмехнулся Паликаров.
– Ты о совести моей не волнуйся. Лучше о своей подумай. Был я тогда в гостиной, не был ли – одному богу известно. Зато все знают другое. Когда Жорж с девицами появился в гостиной, ты уже находился там. И совершенно один, без таможенника. Вот так-то. Получил? А если тебе этого мало, могу еще добавить. Сам говоришь: насчет отравления Жоржа сработано чисто. А теперь рассуди, кто чище мог сварганить такое дельце: бывший буржуй Паликаров или потомственный крестьянин и труженик Жилков?.. Ну-ка, Боби, вспомни наш разговор в саду. Кто сказал мне, что Даракчиев стал уже лишним? Может, ворона накаркала? Ты сказал, ты! К тому же и свидетели есть. Так кому же было легче позаботиться о яде? Неужели мне? Шалишь, брат. Ты давно все обдумывал, ты и яд припас!