Седьмая чаша
Шрифт:
1
– …Вот такая история, товарищ подполковник, – закончил свой рассказ капитан Смилов, – история грязная. Пьянство, разврат – чего тут только нет.
Смилов вытащил из ящика стола какой-то узелок, развязал тряпицу и протянул подполковнику роковую седьмую чашу. Геренский повертел ее в руках и возвратил капитану.
– Да-а-а, – задумчиво проронил он. – Недурна, я такую впервые вижу. А теперь расскажи, что ты успел уже сделать?
– Признаться, на первый взгляд задача показалась мне не очень сложной. Яд в чашу всыпал кто-то из гостей, это ясно. Но я сразу
– Нашли ли сосуд, в котором он находился? – спросил подполковник. – Коробочку, баночку, пузырек?
– Нет. Тщательно обыскали всю дачу, сарай, двор – безрезультатно. Не помогла и собака.
– Выходит, убийца принес цианистый калий в своей ладони? Или в дело вмешался бог? – Геренский улыбнулся. – Но боги не убивают ядом, Любак!
Капитан Смилов поднял удивленно голову:
– Что вы сказали?
– Античные драматурги, дорогой мой Любак, иногда придумывали настолько запутанные ситуации, что сами не могли найти выхода из них. И тогда они пользовались хотя и примитивным, но зато впечатляющим приемом – сверху на сцену спускали на канате бога. И он улаживал все дела. Однако при этом, насколько я помню, боги никогда не пользовались ядом. Они убивали громами, стрелами, рушащимися скалами, но яд считали, наверно, ниже своего достоинства.
– Не очень-то я силен в этих софоклах-еврипидах, – сознался Смилов. – Но вас я понимаю: сосуд из-под яда, конечно, должен где-нибудь существовать.
– Почему же он исчез, Любак?
– Я подозреваю Жилкова. Между смертью Даракчиева и моим появлением только Жилков покидал дачу. Он ведь поехал за врачом.
– Это уже кое-что!
– Но на подозрении еще трое. Каждый имел возможность отравить Даракчиева.
Несколько минут Александр Геренский, прихрамывая, разгуливал по кабинету, потом вернулся к столу.
– Продолжай, Любак. Что же нашли при обыске?
– Прежде всего, товарищ подполковник, – деньги. Это было сборище далеко не бедных людей. В карманах убитого найдено около тысячи левов и сертификатов еще на двести. В сумке Дарговой – почти две с половиной тысячи. У Жилкова – полтораста, у Паликарова – двести с лихвой. Даже у Марии Данчевой, довольно вульгарной девицы, сто левов… Дача была битком набита деньгами, в том числе западной валютой и сертификатами.
– Откуда такие деньги у Даракчиева? – спросил Геренский.
– Это еще предстоит выяснить.
– А на работе у Даракчиева никогда не было растрат?
– Там все в порядке. Сослуживцы отзываются о нем как о человеке холодном, необщительном, но на редкость аккуратном. Никто никогда не уличил его в какой-нибудь махинации. А долларами в их конторе никогда и не пахло.
– Хорошо… Что еще показал обыск?
– Особый интерес представляет, конечно, гостиная. Во-первых, в одном из ящиков буфета, ключ от которого был в кармане убитого, лежало много денег, на них отпечатки пальцев не только Даракчиева, но и Жилкова. Во-вторых, в том же ящике лежал пистолет с взведенным курком. Великолепный «смит-вессон» одной из последних моделей. К полированной поверхности ящика притрагивалась сначала Богдана Даргова, потом Дамян Жилков.
– Какие объяснения дают Даргова и Жилков?
– Никаких. Случайно, мол, прикоснулись к буфету…
– А что говорит Жилков о своих отпечатках на банкнотах? Опять случайно?
– Его будто бы посетил незнакомый человек и попросил передать эти деньги Даракчиеву.
– Когда посетил?
– В пятницу, за несколько часов до убийства.
– Гм, шито белыми нитками… Что еще, Любак?
– Вот эта фотография. Обнаружена в пиджаке отравленного.
Александр Геренский рассмотрел снимок. На первый взгляд ничего криминального: две машины на обочине, двое людей меняют колесо у одного из автомобилей.
– Тот, что слева, Дамян Жилков, – сказал капитан. – Объясняет, что недавно ездил с Даракчиевым прогуляться за город, а по дороге помогли какому-то иностранцу сменить лопнувшую шину. Помогал Жилков, а фото якобы на память делал Даракчиев.
– И тут комар носа не подточит, – сказал подполковник. – Фотографией займемся отдельно. А пока перейдем к досье. Прежде чем я с ним подробно ознакомлюсь, скажи мне несколько слов о каждом, кто фигурирует в деле.
Смилов раскрыл папку с документами и начал их перелистывать.
– Георгий Даракчиев. Сын крупного фабриканта. Безмятежное детство, гувернеры, колледжи и все такое прочее. Политикой никогда не занимался. В сорок седьмом году поступил на службу бухгалтером. У него куча благодарностей за безупречную работу. Женат, один ребенок. Жена его – Зинаида Даракчиева, урожденная Пфальцгаммер.
– Из немецкой семьи?
– Ее отец, Генрих Пфальцгаммер, белогвардейский эмигрант. Выдавал себя за русского, но, видимо, из прибалтийских поселенцев. Утверждали, что он барон. Значит, и Зинаиду можно считать баронессой. Мать ее – болгарка. Впрочем, родителей ее уже нет в живых.
– Чем промышлял барон?
– Торговлей, продавал овощи.
– Кто следующий?
– Борис Паликаров. По происхождению ничем не отличается от Даракчиева. Работает агентом госстраха. Живет на широкую ногу. Объясняет свою роскошную жизнь богатым наследством. Я навел справки: действительно, получил наследство, но не такое, чтобы сорить деньгами… Его дружок Дамян Жилков родом из глухого села. Приехав в Софию, работал сначала токарем, теперь продает билеты спортлото. Уверяет, что ему страшно везет на выигрыши. Отсюда и доходы.
– Неужто так везет? – удивился подполковник.
– Да, он получил несколько крупных выигрышей, хотя не исключено, что все это липа. – Капитан перевернул страницу досье. – Богдана Даргова, женщина без биографии, без профессии, без личных доходов.
– А две с половиной тысячи?
– Утверждает, что подарены ей Даракчиевым. На протяжении трех лет была его любовницей, а в пятницу они расстались. Он как бы дал ей отступного.
– А как смотрит на этот подарок ее муж?
– Оказывается, он давно подозревал жену в измене. Не отрицает, что в день убийства был в Драгалевцах. Он знал, что собирается компания, и бродил возле дачи, желая выяснить характер взаимоотношений своей жены с хозяином дома. Нет никаких данных, что он проникал внутрь дачи.