Седьмая жертва
Шрифт:
Вот так я прожила пять лет. И вдруг – такое счастье! – мы едем отдыхать.
Разумеется, с самого начала не предполагалось, что мы поедем раздельно, мы должны были вылетать все вместе, но буквально накануне отъезда вдруг выяснилось, что у мужа не хватает дней по визе. У него была многократная виза в Шенгенскую зону на год со сроком пребывания в три месяца, он много ездил за границу по делам и сам запутался в расчетах. Он был уверен, что у него остается пятнадцать дней, как раз столько, сколько надо, чтобы отдохнуть. За день до отъезда мы стали собирать вещи и документы, и он решил еще раз проверить даты въезда и выезда, чтобы пересчитать дни. Тут и выяснилось, что у него осталось не пятнадцать дней, а всего
Я оказалась в Испании. Одна. Без надсмотрщика. Одетая в немыслимые тряпки, со стрижкой из самого дорогого салона, в купальниках, которые стоят столько же, сколько вечернее платье от Живанши. Молодая, неопытная, жадная до впечатлений, истосковавшаяся по обычному женскому кокетству, по мужскому вниманию. Мне хотелось нравиться, мне хотелось, чтобы со мной заигрывали, флиртовали. У меня не было намерения изменять мужу, я была вполне довольна сексуальной жизнью в супружестве и ни о чем большем не мечтала. Но ведь чувствовать себя женщиной – это не только знать, что муж тебя хочет.
У меня закружилась голова. Вечером я с очередным поклонником сидела в баре на набережной. Играла музыка, мы танцевали, пили какой-то вкусный пряный коктейль, он нежно гладил меня по руке и заглядывал в глаза, и мне хотелось, чтобы эта сказка никогда не кончалась. Завтра должен был прилететь муж, и я понимала, что это последний вечер моей свободы. Может быть, я слишком много выпила. Может быть, музыка была слишком громкой. Может быть, я слишком увлеклась… Не знаю, что случилось. Не знаю, как это произошло. Я ничего не видела и не слышала, я ни о чем не помнила и не думала, кроме того, что есть настоящая нормальная красивая жизнь, которую мне судьба подарила на пять дней, а дальше снова тюрьма. Хоть и в золотой, но в клетке.
«Чей ребенок?!!! »
Этот крик до сих пор стоит у меня в ушах. Почему я не заметила, как сынишка убежал из бара и спустился на пляж? Почему я не хватилась его?
Почему не услышала, как он звал на помощь? Его заметил кто-то из посетителей бара и закричал. Я оцепенела. Мужчины бросились к морю. Но опоздали.
На другой день прилетел муж. Он оформил все документы, мы забрали тело сына и вернулись в Москву. За все время он поговорил со мной только один раз. Спросил, как это случилось. Потом, я знаю, он нашел людей, которые в тот вечер были в баре, и спрашивал у них. Догадываюсь, что они ему рассказали. С тех пор он замкнулся в молчании. Он даже не пытался разделить со мной горе. Как будто сын погиб у него, а не у меня. Как будто все это меня не касается.
Он молчал три месяца. Потом начал говорить. О господи, уж лучше бы он продолжал молчать! Он называл меня безмозглой потаскухой, которая растеряла остатки стыда при виде чужих мужиков. Он обвинял меня во всех грехах. Разве я сама не знала, что виновата? Разве я винила себя меньше, чем он? Он не хотел видеть, как мне больно. Потом я поняла, что он видел, но ему казалось, что этой боли недостаточно. Он хотел, чтобы мне было еще больнее.
Я пыталась покончить с собой. Резала вены. К несчастью, домработница явилась раньше обычного. Меня откачали. И засунули в больницу. Врачи уговаривали меня смириться, объясняли, что моя смерть ничего в этой жизни не изменит и сына не воскресит. Ну почему они не понимали, что я не стремлюсь ничего менять в жизни, она сложилась так, как уже сложилась. Я просто не хочу этой жизни. Пусть она, такая, как сложилась, идет дальше без меня. Я не могу больше выносить эту боль…
В больнице меня держали полгода. Каждый день приезжал муж, привозил продукты, лекарства. И говорил. Я старалась не слышать, но ничего не получалось. Через полгода меня выписали. Накачали какими-то препаратами.
Боль осталась, она никуда не ушла. Жить
Я выходила на улицу и мечтала о том, чтобы меня переехал грузовик. Или чтобы меня убил грабитель. Несколько раз я пыталась выскочить на проезжую часть, стояла на тротуаре и выбирала момент, когда поток машин будет самым плотным, и в последнюю секунду понимала, что не смогу. Гипнотизеры, будь они прокляты! Они не убили мою боль, они не убили мою душу, зато лишили меня возможности самой уйти от невыносимого страдания.
Но сегодня этому придет конец. Уже совсем скоро. Сегодня я встретила Его.
Встретила случайно, на улице. Он подошел ко мне и спросил, как я себя чувствую. Он улыбался мне понимающей и сочувственной улыбкой. Я ответила, что чувствую себя превосходно.
– Я вас понимаю, – сказал он. – Это был глупый вопрос, женщина в вашем положении вряд ли вообще что-то чувствует, кроме огромной всепоглощающей боли.
– Откуда вы знаете?
– Я все знаю. Разве вы еще не поняли?
И тут меня прорвало. Я увидела перед собой человека, который способен понять. Который не собирается обвинять меня. Я говорила и говорила, я не могла остановиться, кажется, я при этом плакала, потому что потом обнаружила в руке насквозь мокрый носовой платок. Мы куда-то шли с ним, но я не видела куда, мне было все равно. Главное – я могла говорить, не боясь, что меня снова упрячут в психушку.
– Хотите, чтобы я вам помог? – спросил он, когда я наконец остановилась.
– Хочу.
Я не спросила, что он имеет в виду и как собирается мне помогать, я просто нуждалась в помощи, нуждалась отчаянно, я готова была стоять на перекрестке и орать: «Убейте меня, ну убейте же меня кто-нибудь!!!»
Отчего-то я была уверена, что он не врач, и помощь его – не в лечении и не в очередном гипнозе. Я поверила ему сразу, с первой же минуты, как только увидела его глаза. Я поверила, что он знает все, потому что… Потому что он должен знать все. Этому не было логического объяснения. Просто я так чувствовала.
– И вы готовы поехать со мной?
– Да.
– Вы не спрашиваете куда?
– Мне все равно. Я хочу, чтобы вы мне помогли.
– И вы можете поехать со мной прямо сейчас?
– Когда угодно. Хоть сейчас, хоть завтра.
– А когда для вас лучше?
– Лучше прямо сейчас. Я больше не могу терпеть. Я не вынесу.
Он внимательно посмотрел на меня и легонько погладил по щеке.
– Да, вы совершенно готовы. Теперь я это вижу. Что ж, поехали.
И вот мы едем. Я не знаю, куда он меня везет, но знаю, что скоро наступит конец. Мне становится легче, боль словно притупляется, я понимаю, что терпеть осталось уже немного. Совсем немного.
Итак, я перестал бояться смерти. И что же дальше? Живя в лесу, можно заставить себя перестать бояться диких зверей, но это вовсе не означает, что звери на тебя не нападут. Искоренив в своей душе страх смерти, я решил только половину задачи. Вторая же половина состояла в том, чтобы умереть достойно.
По моим тогдашним представлениям достойная смерть – это смерть в собственной постели или в хорошей больнице, желательно во сне, чтобы не мучиться и не понимать происходящего. Но это, так сказать, теоретически. Ибо практически все выглядит не совсем так, как хотелось бы. Для того чтобы умереть «идеально», нужно не иметь никаких серьезных заболеваний, кроме слабой деятельности сердца, тогда есть реальный шанс тихо скончаться во сне в собственной (в крайнем случае – в больничной) постели. К этому можно стремиться, и существует достаточно высокая вероятность достичь желаемого.