Седьмая жертва
Шрифт:
Так, подумал Доценко, мамулиными поклонниками дело явно не ограничится, у нашего героя есть невеста, а раньше, наверное, разные девушки захаживали.
Что ж, парень он видный, красивый, профессия у него необычная, ничего удивительного, что девушки внимание обращают.
– Вы по образованию ветеринар? – спросил Миша.
– Я-то? – Казаков подхватил последнюю из кошек Серафимы Антоновны под передние лапки и опустил на пол. – Я по образованию никто. Школа, потом армия, вот и все мое образование.
– А как же кошки? – удивилась Ира. – Вас на выставке в Сокольниках рекомендовали как известного специалиста, мы думали, вы специально учились…
– Чему? Кошачьему делу? Я ему всю жизнь учился, но не в институтах, а на практике. Книжки читал, не
– Н-нет, – растерялась Ира, – кажется, это был кто-то из посетителей.
– Вот именно. Клубные меня не признают, потому что я чистотой породы не увлекаюсь, селекцией не занимаюсь и выставками не интересуюсь. Я люблю кошек как таковых, для меня брошенная хозяином бездомная кошка дороже самой породистой, потому что она несчастная и нуждается в помощи. Клубные этого не понимают, они меня считают шарлатаном. И потом, тут есть еще один нюанс.
Заводчику нужно продать котенка, и он покупателю на выставке чего только не наговорит. Некоторые так попадались, купят кошку, которую им продали как беспроблемную, спокойную и всеядную, а через месяц выясняется, что она то не ест, это не ест, а хочет каждый день сырого мяса, шерсти от нее полный дом, прививки нужно делать, с течками как-то справляться, цветы оберегать, окно и балконную дверь не открывать, а в квартире душно и жарко, и теперь сетки нужно ставить или тратить огромные деньги на кондиционер… В общем, хлопот и трат больше, чем удовольствия. Я на эту выставку хожу регулярно, и пару раз так случилось, что заводчик при мне с покупателем разговаривал. Я послушал в сторонке, потом покупателя этого на улицу выйти пригласил и объяснил ему все как есть, чтобы знал, что его ждет, и покупал котенка с открытыми глазами. Покупатель тот мой телефон записал, если еще вопросы будут, потом передал кому-то, так теперь мой номер и гуляет из рук в руки.
Завсегдатаи, которые не покупают, а только смотрят, все меня знают и рекомендуют начинающим. Такая вот история. Ну что? Идем пить чай?
Они прошли в другую комнату, более просторную и нарядную, хотя обставленную такой же старой мебелью пятидесятых годов. Если маленькая комната, из которой они только что вышли, больше напоминала кабинет с книжными стеллажами, узкой кушеткой и смотровым столом, освещенным яркой лампой, то большая комната походила на настоящую гостиную с большой старинной люстрой, нависающей над стоящим посередине круглым столом, и с портретами и фотографиями на стенах.
– Знакомьтесь, это моя мама.
– Елена, – приветливо произнесла стройная блондинка, протягивая руку Михаилу.
– Очень приятно, я – Михаил, а это – Ирина, моя невеста.
Ира бросила на него испуганный взгляд, потом не удержалась и прыснула.
– Да вы не смущайтесь, – весело сказала Елена, – у Санеки тоже есть невеста. Сейчас это не модно, сейчас сначала знакомятся, потом или сразу женятся, или никогда, и в том, и в другом случае невестой побыть не приходится. А когда у вас свадьба? Скоро?
– Скоро, – быстро ответил Доценко. – Вот кошек Серафиминых пристроим – и в загс. Да, Ириша?
Ира ошеломленно молчала, и Михаил сперва подумал, что поторопился и совершил ошибку, нельзя при посторонних людях говорить как о решенных о тех вещах, о которых даже и не заикался прежде. Но потом, увидев, что Ира совсем не обиделась, успокоился. Так даже лучше… Он бы сам еще долго собирался с мыслями для официального предложения, а так все получилось легко и непринужденно.
За чаепитием разговор шел плавно, Михаилу без труда удавалось направить его в нужное русло, тем более что основной темой так или иначе должны были быть Серафимины кошки, а значит, и сама Серафима Антоновна. Записывать ничего нельзя, ему приходилось напрягаться, запоминать имена, фамилии, указания на место проживания, чтобы завтра с утра начать присматриваться к тем людям, которые знали о наследстве Фирсовой. «Вот болван, – несколько раз сказал себе Доценко, – знал бы, что так дело обернется, диктофон захватил бы».
Дома она проверила при помощи компьютера все данные на тех четверых, которых отобрала днем. Да, память ее не подвела, все они находились сейчас на свободе, двое уже освободились, а двоих так и не удалось довести до скамьи подсудимых. Все четверо были когда-то прописаны в Москве, об их нынешнем местопребывании данные были неполными, просто не было острой необходимости их собирать. В глубине души Настя не верила, что кто-то из них может оказаться Шутником, она слишком хорошо помнила каждого из этой четверки и знала, что по особенностям мышления и складу характера они, конечно, вполне способны задумать и осуществить такую сложную многоходовую пакость, но в соответствии все с тем же складом характера крайне маловероятно, что они захотят мстить или сводить с ней счеты. Все они разумные люди, с хорошим интеллектом, все они понимали, что Настя выполняет свою работу, и в процессе этой работы она не сделала в отношении их ничего такого, чего они не заслужили бы. Нет, не верила она, что это кто-то из них.
И потому не стала затеваться с проверками, когда Гордеев в первый раз велел ей это сделать. Однако после повторного приказа не делать уже было нельзя.
Ну что ж, машина запущена, их начали отрабатывать. Посмотрим, что получится.
Выключив компьютер, она уселась в кресло и стала разбирать пакет с видеокассетами, подаренными ей на День милиции. Голова продолжала болеть, хоть и не так сильно, как утром, но противно и тягомотно, таблетка «Саридона» не помогла, и Настя подумала, что, пожалуй, не станет смотреть фильм на языке оригинала, сил нет напрягаться и воспринимать иностранную речь. Она выберет что-нибудь переведенное на русский. Быстро рассортировав кассеты по языковому признаку, она стала вчитываться в аннотации и вдруг вздрогнула как от удара током. На одной из коробок ей в глаза бросилась репродукция картины Босха «Глаз Господа Бога наблюдает за совершением семи смертных грехов». Или ей кажется? Да нет, ошибки быть не может, эту круглую картину-рондо она разглядывала много раз после того, как Ирочка вспомнила насчет рыбы, пожирающей человека. Поднеся коробку к самым глазам, Настя стала вчитываться в набранную мелким шрифтом аннотацию: «… полицейское расследование серии кровавых убийств, совершенных маньяком. Каждое убийство «наказывает» жертву за определенные смертные грехи – В Библии описано семь таких грехов…» Фильм так и называется «Семь». Перевернув коробку, Настя увидела перечень грехов: Чревоугодие, Алчность, Леность, Гордыня, Гнев, Похотливость, Зависть. Вот черт! Неужели она нарвалась на такого же психа?
Стоп, не надо поспешных выводов, посмотрим, что мы имеем. Надежда Старостенко, бывшая балерина, ныне опустившаяся пьяница. Какой у нее грех, за который ее мог бы наказать Шутник? Вероятно, похотливость. Сведения, добытые Сережей Зарубиным, говорят об этом достаточно красноречиво. Геннадий Лукин. Трижды судимый за хулиганство и грабежи. Таких грехов в списке нет.
Не алчность же сюда приплетать… Нет, конечно, совершенные им преступления свидетельствовали не о корыстолюбии, а скорее о глупости и вспыльчивости, когда бьешь по морде первого, кто под руку попадается, и хватаешь то, что плохо лежит. Какой же грех у Лишая?
Настя вскочила с кресла и снова включила компьютер. Найдя сведения об убийстве Лукина, пробежала их глазами. Перед смертью плотно поужинал. А вот и перечень блюд, составленный на глазок Сережей Зарубиным после посещения ресторана, в котором за тридцать минут до гибели поужинал Лукин. Да, плотно поужинал – это мягко сказано. Если бы речь шла не о покойнике, можно было бы сказать «обожрался». Похоже, грех Лукина – это чревоугодие. Но с натяжкой, с большой натяжкой… Разве про бомжа, подбирающего объедки на помойках, повернется, язык сказать, что он чревоугодник? Бред! Он постоянно недоедает.