Седьмое таинство
Шрифт:
Там сидела Рафаэла с полицейским приятелем Артуро. Он был такого же типа, что и хозяин, — живой, подвижный пенсионер, высокий и стройный, с приятным аристократическим лицом.
— Пьетро вас уже заговорил? Вот я вдовец, а он разведен. Делайте соответствующие выводы.
Арканджело рассмеялась.
— Я уже Дуомо осмотрела. Какие там замечательные картины!
— Картины! — воскликнул Пьетро. — Лука Синьорелли. [25] Больше всего его люблю. «Избранные и нечестивые». — Старик лукаво подмигнул. — Это я и он. Вам самим предстоит разобраться, кто из нас кто.
25
Синьорелли,
— Поваром сегодня будешь ты, — сообщил другу Артуро. — Фазан на четверых. Будь так любезен.
Рафаэла засияла, готовая помогать. Повара тут же исчезли в кухне. Как она сразу изменилась, подумала Эмили. Совсем другая женщина! Ее отношения с Лео Фальконе были какие-то странные, немного искусственные, немного раболепные. Арканджело переехала к нему, после того как его ранили, заботилась о нем, ухаживала весь долгий период выздоровления. Но что-то в этой связи не нравилось Эмили, удивляло ее. Создавалось впечатление, словно Рафаэла решила ухаживать за Лео из чувства вины, ответственности за трагедию, что произошла с ее семьей в Венеции. Именно это чуть не стоило ему жизни. Уехав из родного дома в Мурано [26] , а теперь из Рима, освободившись от Фальконе, она казалась более спокойной, более независимой.
26
Мурано — остров в Венецианской лагуне, район Венеции.
Артуро уже сидел за столом и возился с бумагами.
— Тут очень немного такого, чего я не знаю, — заметил он. — Нет, мне это дело не по зубам — и тогда так было, и сейчас. Может, лучше чистить вместе с Пьетро картошку на кухне и дать вам, женщинам, возможность побыть вместе?
Потом они услышали хлопок вылетевшей из бутылки пробки, затем взрыв смеха. Пьетро маршевым шагом вошел в гостиную, следом вошла Рафаэла. Он нес бутылку prosecco, Арканджело — бокалы и блюда с готовыми бутербродами, купленными в супермаркете. Повара выглядели как парочка, дающая званый обед, что было недалеко от истины, как показалось Эмили. Тут ей пришло в голову, что они с Ником никогда не были в гостях у Фальконе вечером. Лео и Рафаэла званых обедов не давали.
— Только не мне. — Эмили отвела предложенный бокал. — Мне нужна ясная голова.
— А мне лучше всего работается с затуманенными мозгами, — заявил Артуро. — Так что давайте наливайте, а потом марш назад к разделочному столу. Кое-кому здесь надо поработать.
— Работа дураков любит, — пробормотала Рафаэла, выходя из гостиной.
— Наверное, она права. — Хозяин со вздохом отпил из наполненного до краев бокала. Эмили здорово ему позавидовала. — Ну и что я могу тут сделать?
— То, что сами предложили. Отправиться на кухню чистить картошку.
Мессина остался на месте.
Она протянула руку к телефону.
— А вот мне прежде всего нужно поговорить с человеком, который нам все это прислал.
— Я тоже в этом участвую, — заявил Артуро настоятельно и пошел включать аппарат для конференц-связи. — Я с Лео четырнадцать лет не разговаривал. И уже предвкушаю удовольствие снова услышать его несчастный голос, просто послушать, в каком он будет расстройстве.
Эмили едва слышала, потому что неожиданно обнаружила, что вновь пристально всматривается в фотографию Алессио Браманте, вложенную в досье. На фото он выглядел не совсем обычным мальчиком. Красивый, несколько женственный, с длинными волосами и круглыми, широко распахнутыми глазами. Нетрудно было представить себе, как пресса вцепилась в историю, закрученную вокруг такого ребенка: милого, умненького, из среднего класса, отец которого кого-то там убил — из-за него. По собственному опыту работы в ФБР она знала, что фотогеничная жертва всегда получает самое широкое освещение в средствах массовой информации.
— А знаете, что меня больше всего поражает?
— Нет. С чего начнем? С того, что они сделали
Американка согласно кивнула. Там и впрямь было много всего. Но сущность дела Браманте изменилась, когда отцу предъявили обвинение в убийстве. Оно перестало быть расследованием тайны, связанной с возможным похищением ребенка. Вместо этого оно превратилось в публичные дебаты по поводу того, как далеко можно позволить зайти родителю, защищающему ребенка. И стало в такой же мере делом Джорджио, в какой было делом о пропаже его сына. Даже в большей степени делом Браманте-старшего, поскольку фото профессора все это время не сходили с первых полос газет и регулярно появлялись во всех новостных программах телевидения. Он стал эмблемой, символом для всех родителей, для каждого, кто хоть раз с тревогой осматривал темную улицу, гадая, куда могли подеваться сын или дочь.
— То, что меня поражает, очень легко объяснить. У вас было множество людей, вы посылали на поиски группу за группой. Использовали механические устройства для раскопок. Здесь даже сказано, что вы практически уничтожили археологический раскоп Браманте, пока искали его сына. И тем не менее так его и не нашли.
Артуро Мессина облизнул губы и на мгновение стал выглядеть на свой возраст.
— Он погиб, Эмили, — с несчастным видом буркнул старик. — Там, где-то в недрах этого холма. В какой-нибудь пещере, которую мы не обнаружили или не осмелились сунуть туда нос.
Гостья поняла, что тоже должна в это поверить. Но видимо, сомнения ясно читались на ее лице.
— А что другое могло там произойти? — спросил бывший комиссар.
ГЛАВА 28
Ощущение было такое, словно вернулись добрые старые времена. Вдоль длинного окна в офисе Фальконе, который только что освободил другой инспектор, отосланный Бруно куда-то еще, сидела группа из пятнадцати сотрудников, и все трудились не покладая рук: звонили по телефону, стучали на компьютерах, просматривали архивные дела в поисках возможных ниточек, — словом, пытались выяснить, где, в каком уголке родного города может прятаться ученый, превратившийся в убийцу. Результаты этой деятельности были ожидаемы: никакого ответа на этот вопрос. Мотороллер, которым воспользовался Браманте, чтобы сбежать с места нападения в Монти, был обнаружен брошенным на боковой улочке возле вокзала Термини. Пытаться обнаружить беглеца на основании подобной скудной информации будет делом нелегким. Он мог сесть на метро прямо там, где бросил скутер, а также на трамвай, на любой автобус, на поезд…
Или, подумал Коста, убийца мог поступить так, как в подобных обстоятельствах, вероятно, поступил бы любой римлянин, — уйти на своих двоих. Рим на самом деле не такой уж большой город. От вокзала Термини Браманте — во всех смыслах человек активный и тренированный — мог рвануть пешком в любой пригород и добраться туда за час. А что потом? Ник чувствовал, что инстинктивно уже знает ответ. Джорджио Браманте отнюдь не дурак и наверняка понимает, что самый простой способ стать невидимым — это скрыться в толпе. Со временем полиция, конечно, прочешет районы, где обитают бродяги и бездомные, безымянные, вечно мигрирующие с места на место, в среде которых легко может укрыться любой беглец. Браманте, возможно, познакомился в тюрьме с такими. И теперь может возобновить старую дружбу или попросить об одолжении, сославшись на общее прошлое. Для человека, готового жить в примитивных условиях, способного скрываться в лабиринтах катакомб, в отдаленных кварталах или небольших парках, которых в городе полным-полно, Рим был очень удобным местом, чтобы спрятаться. Фальконе дал людям задание составить нечто вроде каталога уловок, обычно применяемых преступниками в таких случаях. Но обычные средства — по большей части видеокамеры наружного наблюдения — здесь бесполезны. Слишком широк район поисков, слишком много данных, чтобы быстро их обработать. Браманте играл по собственным правилам. И это давало весьма эффективный результат: превращало его в невидимку.