Седьмой лимузин
Шрифт:
Крепко ухватив фонарь, Гривен почувствовал, как в душе у него спадает напряжение. Нет смысла волноваться; нет смысла даже после того, как Элио подобрал ключ к замку всего с трех или с четырех попыток и медленно — ох, как медленно, — раскрыл двойную дверь. И все же он потерял дыхание, как только луч фонарика, скользнув по безликому шасси и по гондоле, в которой не было седока, выхватил из мрака длинный и несколько загадочный (потому что он был покрыт ветошью) силуэт.
Но форма выдавала в этих неясных контурах
— Давай ты, Карл. Полагаю, у тебя есть на это право.
Гривен начал с капота. Покрытие сползло, обнажив огромный радиатор в форме подковы, с серебряным слоником, вознесенным на невероятную высоту. Но дальше… уже не фантазия с рисунков Фольбрехта, а железная явь цвета черного лака.
Последнее прости, и… ну как тут удержаться от смеха?.. даже если Элио умоляет тебя не нарушать тишину. Доверься старому Этторе — если он задумает отомстить, то месть его окажется чрезвычайно изысканной.
Разумеется, герр Гитлер. Я склоняю голову перед вашим сверхчеловеческим чувством прекрасного, которое вместе с тем является конструктивным, перед вашим пониманием пропорций общего и частного. Никаких больше унизительных компромиссов, предложенных герром Гривеном! Ваше творение — каким оно было изначально задумано. А какая красота! Какая чистота линий…
— Что ж, — вымолвил наконец Элио. — Что скажешь?
Карл обошел королевский лимузин по периметру.
— Тебе известна история о Франкенштейне?
Элио улыбнулся, но не слишком весело. Машина напоминала тяжелый сапог, которым вас бьют по лицу. Ничего удивительного в том, что Патрон спрятал ее от посторонних глаз и до сих пор отрицал сам факт ее существования. Когда же собственная шутка начала казаться ему безвкусной? Когда пришло осознание того, что, при всей своей элегантной издевке, он сам, Этторе, создал инструмент, словно нарочно предназначенный для того, чтобы стать безупречным оружием в руках его заклятого врага?
Но времени на философские размышления у них не было. Элио полез под капот, достал из заплечной сумки плоскогубцы, клейкую ленту и уселся за руль. Но зажигание закашлялось хоть и яростно, но вхолостую.
— Хитрый трюк! Старик все-таки не смог удержаться.
— А в чем дело?
Элио постучал по панели орехового дерева.
— Нет счетчика бензина. Должно быть, он решил, что Гитлер помчится на собственных парах.
Они взяли тряпку, свернули фитилем, окунули в бак лимузина.
— Четверть бака, а может, и меньше. — Элио был мрачен. Он стал еще мрачнее, увидев, сколько хлама загромождает им выезд отсюда. — Как твоя спина?
Гривен мысленно проклял Элио — и свои страхи тоже. Вдвоем они принялись возиться с машиной, готовя ее
— И ты думаешь, все у нас получится? Правда?
Элио копался в зажигании.
— Твоя мамаша что, не учила тебя? Не говори «суп», пока его не нальют тебе в тарелку.
Из всех болтающихся проводков он выбрал синий и желтый, заголил их, а потом осторожно закоротил. Раздался треск, мотор задребезжал, потом все стихло. Одна за другой десять попыток закончились безуспешно. Потом двенадцать. Да и чего иного было ждать от машины, уже успевшей распорядиться с ними в прошлом с такой беспощадностью?
— Не надо так, малышка. — Руки Элио, хлопочущие над проводками, дрожали. — Я тебе этого никогда не прощу.
Но вдруг, как будто предыдущих безуспешных попыток не было вовсе, королевский лимузин тронулся с места, огромные клапаны поймали нужный ритм, заговорили на правильном языке, хотя и трудно различимом во всеобщем гуле.
— Ах ведь, сучка, припасла свою сладость напоследок! Что ж, Люсинда меньшего и не заслуживает.
Элио включил вторую скорость — и бесконечно длинный капот выплыл под звездное небо и порывы ночного ветра.
— А дверь мы закрывать не будем?
— Мне почему-то кажется, Карл, они все равно узнают о том, что мы здесь побывали.
Да если бы и не было ничего другого, одних передних фар лимузина было достаточно для того, чтобы оповестить всю округу. Между двумя коническими лучами гордо вырисовывался силуэт серебряного слоника. Светом был озарен весь ангар, весь лодочный двор — вплоть до основного шоссе. Элио вел машину с прежней удалью и уверенностью, и это вызывало странное ощущение «дежа вю» у обоих Гривенов — у нынешнего и у когдатошнего. По обеим сторонам дороги тянулись сараи, гаражи, инструментальные лари. А какой грохот из выхлопной трубы! Что еще нужно, чтобы вся королевская рать пустилась за ними в погоню?
Но Гривену, пожалуй, не стоило думать об этом: он накликал. Едва они свернули за угол, как вот, пожалуйста. И не было времени тормозить. Охранники сделали им отмашку, приказывая остановиться, но потом решили не связываться. Отскочили в обе стороны, отчаянно дуя в свои свистки.
— О Господи, ах ты, Господи…
Элио осатанело крутил баранку, а все вокруг уже было залито мечущимся из стороны в сторону светом. Но ворота становились ближе с каждой секундой, и вдруг передние фары выхватили из мрака безжизненное тело, валяющееся прямо на тропе. Передний бампер при торможении едва не врезался в… умершего папашу Жака? Нет, старик безмятежно похрапывал, его живот то вздымался, то опадал блаженными волнами прилива и отлива.