Седьмой патрон
Шрифт:
— Ладно, я это знаю, — Виноградов требовательно заглянул в лицо Метелева. — Ты о встрече с Лениным расскажи.
Метелев помолчал, успокаиваясь.
— Ленин принял посланцев Архангельска немедленно, — заговорил он. — Прежде всего предложил очертить военное положение: «Как можно подробнее». По окончании доклада товарищ Ленин при нас написал распоряжение в военное ведомство, требуя принять меры для усиления обороны города и губернии.
— Ты тоже давай подробнее! — сжимал ему локоть Виноградов. — Ленин все же…
— У меня в докладной подробности.
— Ты
— Особо Владимиром Ильичем, учитывая положение губернии, было подчеркнуто значение транспортных артерий.
Павлин Виноградов пощипал усы.
— Значит, Двина, железная дорога… Принято! А об английских пароходах вы не забыли?
— Имеешь в виду «Экбу» и «Александрию»? — переспросил Метелев. — Конечно, доложили. Ленин советует пароходы занять.
— Прекрасно! — воскликнул Виноградов. — Там одной муки тысяч тридцать пудов. — Он отпустил локоть собеседника и улыбнулся. — Ободрил, спасибо. Извини, спешу. Прощай!
В некогда роскошном кабинете с лепными карнизами — сдвинутые в беспорядке разнокалиберные стулья, слоистый махорочный дым под потолок.
Военный в гимнастерке, перетянутой портунеей, разговаривал с предгубисполкома Поповым, и Павлин Виноградов кивнул ему: «Привет, Зинькович!» — прошел к вешалке, скинул плащ.
— Приступлено к формированию дивизии Потапова. На сегодняшний день укомплектован первый полк в составе тысячи штыков, — вполголоса докладывал военный. — В боевую готовность приведены латышская рота и маймаксанский вооруженный коммунистический отряд, общим числом — шестьсот человек.
— Опасно обольщаться, что отпор врагу организуется, как того требует обстановка, — вмешался Виноградов. — Мобилизация, прямо говоря, если не провалена, то затягивается.
— Павлин Федорович, — обернулся на его возглас военный, — тем более необходимо учитывать наличные силы.
Забрав бумаги со стола, Зинькович вышел.
Остались они втроем: Попов, Линдеман — заместитель председателя Архангельской ЧК — и Виноградов.
Попов вызвал секретаря, распорядился, чтобы к нему никого не допускали.
Линдеман поднялся:
— Разреши, Степан Кузьмич, для надежности своих ребят у дверей поставлю.
Павлин не скрывал удивления: что сие значит?
Они оба питерцы. Попов и Виноградов: первый с Обуховского, второй — с Семянниковского оружейного завода.
— Принято решение, Павлин, о частичной эвакуации Архангельска.
Виноградов возмущенно вскинулся. Попов остановил его жестом.
— Без эмоций! Армия только-только формируется. Опасно обольщаться, как ты сам выразился, что враги дадут нам время для подготовки отражения нашествия. Нужно быть готовым к любым неожиданностям.
Возвратился Линдеман, и Попов, дожидаясь, пока он устроится у стола, заключил подчеркнуто сухо:
— Нас трое, товарищи, кто с настоящей минуты посвящен в сугубую тайну. Речь о валюте, о золоте.
Бился о стекло, нудно зудел комар, залетевший через форточку. Доносились звонки трамвая с проспекта, дребезг ломовых дрог
Попов круглолиц и чернобров. Отечные мешки под глазами, спекшиеся губы выдают насмерть усталого человека.
— Прошу проникнуться серьезностью момента. Север на пороге войны гражданской. Деньги — вообще мускулы войны. Золото, валюта — в особенности.
— Да сколько же золотишка? — нетерпеливо заерзал Павлин Виноградов, усмехаясь пренебрежительно. По его виду легко читалось — после ответа Попова он сорвется с места: во дел, по горло, некогда на мелочи размениваться!
Степан Попов оторвал клочок газеты, вывел цифру, усердно крутя нули, и протянул Павлину. Тот, по-прежнему усмехаясь, взял бумажку, прочитал. Потом снял очки, даже растерянно откинулся на спинку стула:
— Лишнего не сочиняешь? Что будем делать с этакой прорвой? Вот обуза-то, братушки!
Стало видно, что он молод. Очень-очень молод и сейчас ошеломлен, не может скрыть своего замешательства.
Линдеман взял от него бумажный клочок и сжег над пепельницей.
Сухопарый белобородый старец, сидевший во главе стола, скользнул длинными сухими перстами по пуговицам, ощупывая, застегнул ли сюртук. Историческая минута! И все, что им совершается, — слово и дело его, — принадлежит истории. Ибо он, Николай Васильевич Чайковский, патриарх русской демократии, он — живое воплощение народной воли.
— Итак, подведем итоги, к-гм, нашего совета. Отрадно отметить полное единение по существу обсуждавшихся проблем будущего устройства губернии. — Он встал, опираясь на подлокотники кресла. — Я высоко ценю оказанную мне честь принять к руководству ее правительство — Верховное Управление Северной области. Мне, старейшему русскому революционеру-народнику, высшая радость — видеть торжество идей социальной демократии!
Сидевший у двери в небрежной позе человек отвел от губ сигару и словно бы прислушался к чему-то за стенами особняка.
— Мы не одиноки! Европейская и заатлантическая демократия протягивают руку бескорыстной помощи русским социалистам. Как нас заверяет представитель дружественных держав, — наклон седой головы в сторону дверей, и сигара успокоенно задымила, — в ближайшие дни союзная эскадра достигнет Архангельска. Крейсеры, оснащенные дальнобойной артиллерией, авиаматки с десятками аэропланов на борту, транспорты с полками, готовыми начать боевые действия… Дни большевиков сочтены, мы не оставляем им никаких надежд! Савинков в Ярославле, и Ярославль героически сражается. По деревням и селам мужик берется за топор. Бурлит Шенкурск, Вологда, Шексна, Череповец ждут только сигнала, — голос старца зазвучал напряженнее. — Наш долг, господа, возглавить движение всех патриотов за свободу, за хозяина земли русской — Учредительное собрание.